— Ой, как больно, ой, не надо! Не надо! Ой, ты же меня насквозь, насквозь протыкаешь! Ой, не надо!
«Поздно, — равнодушно подумала Аня, — сама знала, зачем ехала».
Она вошла в лес, где было уже темно. Дорогу к шоссе Аня знала хорошо и, выбравшись на тропинку, скинула туфли. Она любила ходить босиком и от острой боли в ступнях, когда наступала на прошлогодние шишки и колючки, чувствовала легкое возбуждающее удовольствие.
До шоссе было с полкилометра. Ане показалось, что она уже слышит гул машин на дороге. Она повеселела, прикинув, что через полчаса окажется на танцах, где начнется последнее отделение, и можно еще успеть потанцевать с кем-нибудь.
Минут через пять сквозь еловые ветки она увидела мелькающие на дороге машины и остановилась. Поправила на себе платье, причесалась, влезла в узкие туфли и уже шагнула к дороге, как от толстого ствола дремучей ели отделилась тень — низкорослый, широкоплечий парень в солдатской форме загородил ей дорогу. Лицо у него было круглое, грязное, на этом чумазом блиноподобном лице неестественно ярко сверкали большие глаза. На шее солдата висел автомат, в который он вцепился обеими руками.
— Ты что?! — попятилась Аня.
Он шагнул к ней, попытался что-то сказать, но лицо его исказила дикая гримаса, и он только рот разевал.
— Я это… того, — промычал солдат.
— Ты что?! — крикнула Аня, чувствуя, как у нее немеют ноги и холодеет в груди.
Он молча прыгнул на нее, пытаясь ухватить за плечи, но Аня отпрянула, и солдат промахнулся, упал на землю, хватая ее за ноги. Ей удалось вырваться, она пнула его каблуком в голову, сделала несколько шагов и упала, подвихнув ногу.
Автомат больно ударил ее по щиколотке. Солдат опрокинул Аню на бок и одной рукой схватил за горло, а вторую сунул под платье, больно вцепившись в промежность, так что Аня невольно закричала. Он подмял ее под себя, коленом наступил на живот. От дикой боли силы Ани удесятерились, и, рванувшись бедрами, она кувыркнулась через голову, увлекая за собой нападавшего. Нечеловеческая ярость помутила сознание Ани, локтем она заехала в зубы солдату так, что послышался хруст. Он по-звериному зарычал, с маху ударил ее по лицу и навалился сверху тяжелым, как цементная глыба, телом. Что-то больно давило на грудь, но, продолжая дергаться, Аня вцепилась в какую-то железяку, попыталась выдернуть ее. Сдавив ей горло левой рукой, солдат рвал на себе брючный ремень, изо рта его шла пена, коленками он бил девушку по ногам.
Неожиданно железяка, за которую цеплялась Аня, удобно легла в ее руку, она судорожно сжала ее и в тот же миг услышала четкий, звонкий звук — та-та-та! Что-то трижды дернулось в руке Ани. Чугунное тело солдата вздрогнуло, обмякло и будто замерло. Круглая грязная рожа ткнулась ей в грудь, рука отпустила горло.
Резким рывком Аня вывернулась из-под солдата и привстала на колени.
Солдат лежал лицом вниз и был совершенно неподвижен. С левого бока от него, упираясь дулом под мышку, лежал автомат. А по спине, между лопаток, быстро расплывалось темное неровное пятно.
«Это кровь, — подумала Аня. — Кровь. Я его убила».
Конвульсивная судорога сжала ей горло, но она удержалась от рвоты и встала.
Солдат не двигался.
По дороге с гулом проносились редкие машины. Высокие темные ели стояли вокруг стеной, а сумерки сгустились настолько, что в двадцати шагах лес был непрогляден.
Аня подхватила свою сумочку и бросилась к дороге, но споткнулась и упала, раздирая колени об узловатые корни деревьев. Она растянулась на мягкой пахучей земле и встать уже не смогла, потому что мозг пронзила неожиданная мысль — просто так бежать нельзя. Это глупо. Теперь бежать не от кого. Да, просто глупо бежать.
На четвереньках она отползла за толстый ствол дерева, прижалась к нему и передохнула. Потом осторожно выглянула.
Солдат лежал все так же, только темное пятно расплывалось почти на всю спину.
Убила, сказал Ане кто-то посторонний. Убила и будешь сидеть в тюрьме. Или в колонии для малолетних преступников. Будешь сидеть так же, как два года назад посадили продавщицу Аллу, которая столовым ножиком запорола своего двоюродного брата. И хоть доказано было, что тот пытался ее по пьянке изнасиловать, Аллу посадили. Превышение меры самообороны — так, кажется, бормотали на суде.
И тебя посадят, сказала себе Аня. А если и не посадят, то долгие месяцы будут таскать на следствие, придется по сто раз рассказывать, как все случилось. И уж наверняка прости-прощай навеки отцовская мечта об автомобильчике, поскольку Героя Соцтруда ему теперь ни за что не дадут.