— Зачем? — удивленно спросила Аня.
— Затем.
Официантка отошла, но даже на спине ее отражалась многозначительность сообщения.
— Это Штром, Аня, — тихо сказала Сарма.
— Какой Штром?
— Папашка Штром, — все так же тихо и жестко повторила Сарма. — Надо идти, Аня. А то будет хуже.
— Плевала я на вашего папашу, — равнодушно сказала Аня. — Я ничего такого не сделала.
— Не дури.
— Да он не имеет права меня выдергивать!
— Иди, я тебе говорю. Иначе на выходе тебя будет ждать машина, поняла? А так, может быть, отвертишься.
— В тюрьму, что ли, посадит?
— Хуже. В «триппер-бар».
Оказалось, что Кир, хотя и беседовал с Зигой о гастролях оркестра по хлебной и нуждающейся в высокой культуре Сибири, ничего из виду не упускал, слова официантки слышал и весь разговор Ани и Сармы тоже уловил. Едва Зига отскочил за соседний столик, куда его пригласили выпить, как Кир откинулся на стуле и негромко сказал Ане:
— Надо идти, зачисляться в картотеку.
— Какую картотеку?
— На всех приличных людей в Риге у папашки Штрома есть специальная картотека. Это ничего страшного. Даже определенный знак принадлежности к высшему свету.
Людмила насмешливо глянула на Аню и ухмыльнулась.
— Или иди к папаше Штрому, или срочно беги на вокзал, хватай билет на ближайший поезд и рви когти.
— Заткнись, профура! — презрительно отвернулась от нее Аня. — Сперва шею вымой, потом что-нибудь советуй.
— О Боже! — всплеснул руками Кир. — Анечка, ну и выражения за приличным столом!
— Иди, Аня, не выпендривайся, — попросила Сарма. — На первый раз он тебя не захомутает.
— Ладно. — И Аня встала.
Сарма быстро проговорила:
— Поменьше ври, все равно проверит.
— Плевать.
Аня прошла сквозь зал, вышла в холл, оглянулась и заметила боковые двери, около которых стояла официантка. Она кивнула, предлагая следовать за ней.
Аня послушалась.
Официантка прошла по коридору, распахнула двери кабинета, пропустила Аню и тут же прикрыла двери.
Прислонившись задом к широкому столу, с сигаретой в руках стоял и смотрел на Аню тот самый парень в желтых тонированных очках, который разглядывал ее во время вальса-бостона. В хорошо обустроенном кабинете директора он казался еще тщедушней и незначительней, чем в слабом освещении холла. Ничего угрожающего в нем не было, кроме неприятного взгляда водянистых бесцветных глаз.
— Садитесь, — спокойно сказал он. — Мы немного поговорим. Как вас зовут?
— А вас?
Он помолчал и ответил без раздражения:
— Инспектор Штром.
— Чего инспектор? — нахраписто спросила Аня, решив, что бояться ей нечего и поддаваться на всякий напор глуповато.
— Инспектор Главного управления милиции Риги Александр Штром, — все так же невыразительно произнес он.
— Очень приятно.
— Про себя этого не скажу. Имя?
— Анна.
— Полностью, пожалуйста.
— Анна Васильевна Плотникова.
— Откуда появились в Риге?
— Из живота мамы.
— А где мама? — не реагируя на грубость, спросил он.
— В городе Электросталь, если такой знаете.
— Слышал. Приехали отдохнуть в Юрмале?
— Да.
— Это неправда. Я вас вижу здесь уже всю зиму, весну и лето. В ресторанах, в кафе, около магазина «Альбатрос». Весной вы болтались у гостиницы «Темпо».
— А я вас не видела!
— Вам и не надо. Документы есть?
— С собой нет.
Он сунул сигарету в пепельницу, обошел стол, сел в кресло и сказал, чуть улыбнувшись:
— А если у тебя нет документов, то поговорим по-другому. Где живешь?
— Не имеете права, — уверенно ответила Аня. — Я пришла в кафе отдохнуть и с вами говорить не желаю! Буду жаловаться прокурору и куда повыше!
— Жалуйся. Не ты первая. Но поначалу уясни, что ты приехала в Латвию, в Ригу. И законы своего города можешь заткнуть себе в задницу. Уже за то, что ты без документов, я могу тебя задержать. А когда ты принесешь, положим, паспорт, то в нем, конечно, не будет рижской прописки, что есть нарушение паспортного режима, то есть нечто вроде маленького преступления. Где работаешь?
— Пока не работаю.
— Ясно. Так и знал. А потому у меня есть все основания отправить тебя на проверку в венерологический диспансер. Вполне по закону. Твои подруги называют диспансер «триппер-баром». Отсидишь там две-три недели, и если у тебя со здоровьем все в порядке, то выйдешь из него. Чтобы через три дня вернуться обратно. По второму и третьему кругу. Все ясно?
Аня не ответила. Прописки у нее не было — Михаил Шломович за суетой своих дел никак не мог оформить это дело, поскольку не считал его существенным. И неожиданно Аня поняла, что положение ее скользкое, ненадежное, и если сейчас беседа с этим непонятным, но явно опасным и достаточно сильным человеком пойдет не по тому руслу, то серьезных неприятностей ей, Ане, не избежать. Но пока, хотя он и «тыкал» нагло, ничего угрожающего не намечалось.