Аня и не ожидала такого бесценного ответного подарка, ей самой хотелось намекнуть, чтоб он не напивался сегодня, чтобы главным на эту ночь было не дружеское застолье до пьяной отрубки, а первая близость, потому что предыдущую встречу принимать в расчет было никак нельзя.
— А вас ваши педагоги не хватятся? — спросила Аня.
— Не хватятся! — засмеялся Виктор. — Мы их, гадов, к ногтю прижали, они у нас пикнуть не смеют!
— Почему?
— Потому, что вместо педагогов — он! — Виктор ткнул вилкой в Олега. — Педагоги переругались с колхозным начальством, а Олег с ними нашел общий язык, хоть ни одного слова по-латышски не знает!
После тоста за именинника выпили за его родителей, за женщин вообще и за красивых в частности.
Этот странный праздник в коптильне Аня вспоминала долгие годы как один из лучших в своей жизни. Почти свадьба в тесном кругу друзей, состоявшем из малознакомых людей, сразу оказавшихся близкими друг другу.
Около полуночи Виктор принес гитару, втроем, без Олега, который сказал, что голоса у него нет, а со слухом дела обстоят еще хуже, попели немного.
Тактичный Веник глянул на часы и подмигнул Виктору, а тот сунул в руки Олега гитару и сказал:
— Ладно, козел безголосый. Спой хотя бы свою персональную песню.
Олег взял гитару, неумело подобрал примитивный аккорд и улыбнулся сумрачно:
— Это из одной старой кинокартины… Я почему-то люблю эту песню, хотя она не совсем в моем духе.
Он взял стакан, прихлебнул коньяку и хрипловато запел:
Пел он без аффектации и надрыва, глухо, хрипло и тяжело, но, что называется, от души, и мрачноватый смысл песни немного приглушил веселое настроение.
Перед уходом Виктор с прежней ловкостью прибрал стол и ушел вместе с Веником, посоветовав оставшимся перед сном проветрить коптильню от табачного дыма. Веник пообещал через минуту принести пару одеял, что и сделал с неимоверной скоростью, не забыв прихватить два комплекта и две подушки.
Двери оставили открытыми, ночь наступила темная, ясная и прохладная, но в коптильне уютно светилась керосиновая лампа и было тепло.
— У тебя хорошие друзья, — сказала Аня.
Он помолчал и ответил:
— У меня нет друзей.
— Совсем?
— Совсем.
— И в Ленинграде?
— Они продали меня. Все продают.
— А дома, в Магнитогорске?
— Я никогда не жил в Магнитогорске.
Аня поняла, что беседа ему неприятна, что касаться этой темы он не хочет, и решила, что пока пусть остается при своих тайнах. Хватало и того, что он, судя по всему, не врал ей, как врал здесь всем и во всем.
Он отодвинул стол и скамейки, постелил одеяла на пол и положил в изголовье подушки.
— Не замерзнешь?
— Зависит от тебя, — засмеялась Аня.
— Не замерзнешь.
— Не туши лампу, — попросила она.
— Как хочешь.
— Не будем пока раздеваться. — Она легла на пол и натянула на себя второе одеяло.
— Хорошо.
Он опустился рядом с ней. Аня сразу прижалась к Олегу грудью и бедрами, вбирая в себя ровное тепло его тела.
— Ты очень тепленький.
— Хотя бы так.
— Почему «хотя бы»?
Он помолчал, обнял ее за плечи и сказал без выражения:
— Ты должна знать. Я не Виктор. Женщины — не самое главное в моей жизни.
— Это не так уж плохо. Не люблю бабников.
— Но любишь секс?
— Да… С тем, кто…
Она не смогла подобрать слов. Сказать, что любит с тем, кого просто любит, было бы неправильным, да и не ко времени. Сказать, что любит эту работу с мастерами своего дела, — тоже неточно, поскольку лишь одного технического мастерства для достижения восторга далеко не всегда хватает.
— Люблю, когда по настроению. И — желанию.
— Да… Так и должно быть.
— А что для тебя главное?
Он не ответил.