— ТОЗ?
— Ну да, тульская, спортивная. Но я часто видела в кино автомат. И знала, что там надо нажимать. Не такой уж я чайник, чтоб не понять, за что уцепилась… Но не в том дело. Если бы в тот момент я стреляла обдуманно, я бы тоже не промахнулась. Значит, я его убила специально, намеренно. Это очень страшно. Но…
— Не жалеешь?
— Не знаю.
Он сел на полу, дотянулся до сигарет на скамье и закурил. Потом встал, закрыл дверь, прикрутил фитиль в лампе и снова сел рядом.
— Легко сошло с рук?
— Не легко. Мне не хочется об этом говорить.
— Тогда не надо было начинать.
— Ты прав. Но я об этом никому никогда не говорила. Никто не знает. Но… Может быть, ты должен знать. Чтобы спастись, мне пришлось спать со следователем. Один раз. А потом он спал с моей матерью. И, может быть, спит с ней до сих пор. Хотя не думаю. Она бы намекнула в письме. Нет, все прошло.
— Думаешь, он отстал?
— Да. Он больше не настаивал. Но я все-таки уехала. И уже больше года все спокойно.
— Странно, — сказал он задумчиво. — Ты такая беззаботная, беспечная, сонная какая-то, спокойная… А тоже пришлось хлебнуть лиха. А сейчас ничего не боишься? Тебе не страшно?
— Нет. Я не думаю о том, что прошло.
— Да. Конечно. Тебе удалось красиво обрубить хвосты.
— Мы что-нибудь придумаем с твоим делом, — осторожно сказала она и вся напряглась, опасаясь, что он вновь отодвинется от нее за это «мы придумаем» и все возникшее между ними, хрупкое, близкое и доверительное, тут же рассыплется в прах.
— Что придумаем? — неприязненно улыбнулся он, по-звериному оскалив зубы. — Не ляжешь же ты, чтоб меня спасти, под этих моих подонков? Этого еще не хватало! Твое безотказное женское оружие в данном случае все равно не сработает.
Она не ответила, понимая, что в ее молчании он угадает ответ: лягу, лягу под кого угодно, если это надо для тебя.
— Нет, — сказал он и тихо засмеялся. — До такого я еще не дошел. Да этой публике на такой подарок наплевать. У них другие ценности в жизни. Надо придумать что-то другое…
По его внезапной решительности Аня поняла, что он ухе что-то придумал, но, быть может, еще не наступил момент рассказывать ей об этом плане. Она решила рискнуть и спросила с резкой, непререкаемой требовательностью:
— Что ты решил?
Он вдруг стремительно повернулся к ней, лег, прижался, обнял за бедра и сказал наигранно детским голоском:
— Решил стянуть с тебя джинсики!
И все-таки когда после прелюдии, через четверть часа, началось основное, в нем было больше злости и отчаяния, чем нежности, он стремился спастись от своих бед, забыть их, хоть на миг оторваться от безысходности, от страха и совершенно не заботился о радости для нее.
Перед рассветом, когда во вновь приоткрытые двери коптильни вполз зябкий и сырой туман, когда потухла керосиновая лампа, отчего в серых сумерках стало как будто еще холодней, они туго укутались в одеяла, и Аня спросила:
— Мне приехать еще раз?
— Мы вернемся через неделю. Не надо, — мягко ответил он.
— Тогда я буду тебя ждать?
Он ответил не сразу, понимая, что она ждет не ответа как такового, а целой программы жизни на ближайшее время. Во всяком случае, для себя.
— Я не ограничиваю ничью свободу, — сказал Олег. — Но не позволяю ограничивать и себя. Делай что хочешь.
— Но мы будем встречаться?
— Как хочешь.
— А ты чего хочешь? — жестко спросила Аня. — Скажи чего? И, может быть, я смогу помочь. Нельзя же так плакаться всю дорогу и прятаться! Надо что-то делать.
— Я знаю, что надо делать.
— Что? — Аня не сбавляла напора. — Что?!
— Надо найти «жирного кота», — невыразительно сказал он.
— Кого?
— «Жирного кота». Мужика с деньгами. Из подпольных деляг. И получить у него эти деньги.
— Отнять?
Он не ответил, неподвижно лежал рядом, укутанный в одно одеяло, и ровно дышал Ане в шею.
— Это опасно, Олег, — с трудом сказала она.
— Другого выхода просто нет. Ни на какой атомной электростанции я никогда своих долгов не отработаю. Да и сколько потребуется для этого времени?
— Но ведь это означает, что даже при удаче, — Аня с трудом ловила ускользающую мысль, — даже при удаче ты еще глубже увязнешь в опасной грязи! Тебя уже не только твои кредиторы будут искать, но и милиция!
— Я же сказал, нужен «жирный кот». — Голос его был невыразителен и настолько спокоен, что Ане стало жутковато. — Они сами воры. И когда теряют долю наворованного, то не жалуются. Им это невыгодно. Сколько у них ни возьми, а всегда сохраняется недосягаемый загашник. Они хитры, жадны и опытны. Их можно пощипать. И пощипать как следует. Без большого риска. В Риге «жирные коты» бродят большими дикими стаями. Но я еще ни одного не вычислил. Они очень ловко прячутся.