– Мишка выбрался?
– Куда там! Смотри как горит, ваш дом уже третий.
Огонь полыхал так, что вокруг жар стоял невыносимый. Анисья попробовала встать, но застонав, упала на землю. Ступни ног сильно обгорели. Одеяло, которое накинула Анисья на голову спасло её тело от ожогов, но ногам досталось сильно.
Увидев, что Анисья пришла в себя, люди отошли от неё. Они хватали вёдра и пытались заливать соседние дома, не тронутые огнём. Вокруг охваченного пламенем дома Анисьи, по часовой стрелке ходили старухи. В руках они держали иконы и громко читали молитвы. От молитвы ли, или от безветрия, огонь собрался в столб и устремился вверх.
В ту ночь сгорело три дома. Запах гари висел над деревней. Плакали бабы, голосили напуганные ребятишки. Бабка Таня рвала на себе волосы, кричала и каталась по земле. Анисья была как в тумане, было больно дышать, перед глазами плыла пелена, ноги ныли нестерпимо, и слабость сковывала движения. Она хотела подползти к свекрови, но сделав усилие, и, приподнявшись на руках, неожиданно для себя провалилась в темноту.
Глава 14
В больнице пробыла Анисья долго. Ожоги на ногах заживали медленно. От чего загорелись дома, так и не определили. Знали точно, что гореть стало с дома Сидоровых. Пожар начался около трёх часов ночи. Уставшие за день, люди крепко спали. Из-за жары огонь распространился мгновенно. К четырём часам утра три дома выгорели дотла. Коровушка, почуяв дым, выбила не крепко закрытые ворота хлева и тем самым спасла сама себя. Это всё, что осталось тётке Тане от когда-то крепкого дома и небольшой её семьи. Михаил, по всей видимости, угорел во сне, его нашли на месте сгоревшего полога. Два дня Анисья лежала на кровати тихо, она не плакала и ни о чём не спрашивала, на третий день, проснувшись рано утром, она закричала, заметалась на кровати, перепугав обитателей палаты. Успокоить её смогли, лишь сделав укол, после него она заснула, а когда проснулась под вечер, то долго плакала. Приходили к ней Мавра с бабушкой Машей. Приходила свекровь. Однажды пришла Нюнька. Было видно, что она с похмелья, на опухшем лице цвёл синяк. Увидев бывшую свою подругу, Анисья закрыла глаза, а Нюнька постояв немного у кровати, положила на тумбочку кулёк с конфетами и тихо вышла из палаты.
В больнице перед самой выпиской узнала Анисья новость, которая в другое время сделала бы её самой счастливой женщиной, но сейчас приняла она её спокойно, почти равнодушно. Анисья ждала ребенка. Сначала думала, за что судьба отобрала у неё всё сразу? Почему она выжила? Зачем? А когда беременность подтвердилась, то пришло к ней озарение – для того чтобы родился ребёнок, она должна была заплатить страшную цену. Этот обмен так поразил Анисью, что она боялась даже думать о ребёнке.
Лидия Сергеевна уговорила Анисью пожить до родов у них с Николаем Тимофеевичем.
– Анисья, тебе надо быть постоянно под наблюдением, зачем рисковать? Вот родишь и вернёшься к матери.
Доводы веские, к тому же говорила Лидия Сергеевна больше как медик, и не прислушаться к ней было бы глупо, поэтому Анисья осталась в Касачихе. Потянулись дни грустные. После долгих лет самостоятельной жизни было тяжело принимать чужую семью. Как только Анисья окрепла, вернулась на работу в пекарню. На тяжёлую работу её не ставили, была на подхвате. Работа отвлекала, вид душистого тёплого хлеба наполнял душу Анисьи покоем. Думала Анисья: «Прежде чем вынуть готовый каравай из печи, надо чтобы сначала тесто зрело и поднималось, потом вымесить его надо с силой, потом форму придать и только после на жаркие угли поставить. Вот так и во мне, поднимается и зреет новая жизнь, потом родится ребёночек, станет расти и сил набираться, будет меня радовать, жизнь моя значит не пустая, и Миша не зря жил, оставил после себя росточек. А я все силы приложу, но сына поставлю на ноги».
С каждым днём всё сильнее чувствовала Анисья ребёнка. Она не сомневалась, что носит под сердцем сына. Про себя решила, что назовет его Михаилом и мысленно в течение всего дня обращалась к нему с душевными разговорами. Со стороны казалось, что стала Анисья нелюдимой и замкнутой, но стоило отвлечь её от задумчивости, как на лице появлялась улыбка, и она становилась всё той же доброй и приветливой девушкой. Она изменилась внешне, стала наливаться телом, полнеть лицом. Изменилась походка, теперь Анисья всё делала неторопливо. В свободное время садилась возле окна и подолгу смотрела на дорогу, как будто кого-то ждала. Несколько раз ходила Анисья в Борки, проведать Мавру и бабушку Машу. Мать уговаривала её перебраться жить к ней, но Анисья отвечала всегда мягко, но твердо.
– Родится ребёнок, тогда и вернусь домой.
Бабушка поддерживала решение внучки. В Касачихе Анисья под присмотром Лидии Сергеевны, кто знает, какие последствия могут быть после того страха, которого натерпелась Анисья: «Всё будет хорошо, Анисьюшка. Батюшка наш заступник Александр Свирский не оставит тебя и ребёночка. Береги сыночка, сама в работу не впрягайся. Остерегайся».
Бабушка ласково поучает Анисью, а сама потчует молочком:
– Пей милая, собирай все силы, чтобы выкормить сыночка, скоро сама коровушкой станешь. – и тихонько смеётся, разве же можно вместить в себя столько радости и не расплескать её на улыбку, да не показать всему свету. Ведь радость-то какая! Счастье-то какое! Ребёночек, сыночек! Её любимая Анисьюшка снимет с себя такой груз, такую тяжёлую ношу, с которой прожила столько лет. Но всё это в прошлом. Впереди счастье, впереди жизнь. Только бы не произошло беды, только бы всё было хорошо!
Часть 2
Глава 1
26 июля в Гаврилов день варили деревенские бабы пиво. Приглашали к себе соседей и всех желающих угощали, потому что в этот день праздновали день деревни. Бабы и девки наряжались, мужики довольно ухмылялись, предчувствуя пивное изобилие. Ребятишки с криками бегали по деревне от дома к дому из любопытства и в надежде получить сладкое угощение. Гаврилов день – событие, которое ожидают весь год. В этот день хозяйки соревновались в мастерстве пивоварения и хлебосольстве, чем больше побывает в доме гостей, тем больше уважения к дому. Вечером же песни и пляски под гармошку в самом центре деревни собирали всех жителей от мала до велика.
Мавра старалась очень. Пиво было готово, пироги уложены на чистой холстине и занимали почти весь стол. Справив все дела, Мавра в своём праздничном платье вышла во двор и села на скамейке у дома в ожидании гостей. Анисья с Мишуткой на руках прогуливалась по двору. Белая пушистая кошка мирно спала на завалинке. Куры бродили в поисках букашек и червячков, останавливались и короткими рывками рвали траву, склонялись и тыкали жёстким клювом в землю, что-то подбирая себе в рот. Мишутка с интересом наблюдал за ними, если Анисья поворачивала его при ходьбе так, что куры пропадали из видимости, он начинал крутиться и всячески привлекал внимание матери, чтобы она подошла к птицам ближе.
Мишутке больше года, он уже ходит, правда неуверенно, но это скорее всего из-за того, что мальчик он крупный, и его тянет вниз, а усевшись на пол, начинает плакать и заставляет Анисью брать себя на руки. Материнство изменило Анисью. Прошла детская миловидность, повзрослела она на лицо, но всё также на молочной коже румянились щёки и алели губы. Анисья была в самом расцвете женской красоты: высокая, крепкая, складная, полная здоровья и физической силы. Изменилась походка, движения её стали плавными и мягкими. Она не разговорчива и скрытна. От былой наивности и непосредственности не осталось следа. Созрела Анисья не только телом, но и умом.
Жили они с Мишуткой у Мавры. Договорились мать с дочерью, что с осени пойдет Анисья работать на ферму, пора было отучать Мишутку от груди. Мавра брала на себя все заботы о внуке, пока Анисья будет на работе.
В этот день, такой тёплый и солнечный, в ожидании грядущего праздника, крепко прижимая сына к груди, впервые за долгое время почувствовала Анисья себя счастливой. От нахлынувших чувств начала она с жаром целовать сына в толстые упругие щёки, приговаривая при этом: