Алексей Михайлович молчал до самого Переславля-Залесского. Помог Иветте перенести в дом компьютер, поставил его на стол под восторженно-возмущенные охи и ахи Марии Викторовны, а потом категорически отказался от денег.
— Нет, дочка, спасибо, не надо денег. Ты мне глаза открыла.
— На что? — удивленно спросила Иветта.
— На тот самый конфликт отцов и детей. Я многое понял.
И Алексей Михайлович уехал, оставив Иветту растерянной (что она такого сказала?), смущенной (неужели ее рассказ так помог уже немолодому человеку?) и счастливой оттого, что она снова дома. У Марии Викторовны Иветта чувствовала себя дома — может, поэтому уже два года она и не заходила в Москве в квартиру отца — не тянуло. Иветта и вообще не скучала по столице. Она и раньше не любила толпы, грязь, серое московское небо, душные вагоны метро, большие расстояния и шум машин за окном, а теперь совсем отвыкла от них. Ей нравилось бродить по Переславлю, нравилось любоваться на изумительные яркие закаты, ходить на Плещеево озеро, здороваться с соседками и улыбаться веселым нарядным туристам. Переславль в представлении Иветты был город-праздник. Сюда приезжали со всех концов земного шара — приезжали отдыхать и радоваться, и чужая радость оказывалась заразительной.
— Деточка, ну что же ты, это же такие расходы, такие расходы.
— Ничего страшного, у меня было кое-что отложено. К тому же мне его собирал друг — и вышло очень дешево. Теперь вы будете писать книгу, как настоящий профессионал — на компьютере.
— Да я и включить-то его боюсь.
— Не бойтесь. Это очень просто.
Буквально за две недели Иветта обучила Марию Викторовну основам компьютерной премудрости. Первое время старушка включала чудо-машину только при Иветте, чтобы, не дай бог, ничего не взорвалось, потом осмелела и стала периодически звонить в кафе.
— Светочка, деточка, у меня тут какие-то кубики по экрану стали плавать.
— Светочка, я тут нажала на кнопочку, и все погасло.
— Светочка, он спрашивает, надо ли сохранять документ, что ему ответить?
Мария и напарницы посмеивались над продвинутой бабулей, но посмеивались по-доброму. А Иветта в перерывах бежала домой и показывала, как убрать с экрана кубики и куда нажимать, чтобы сохранить все нужное.
Через месяц, тихонько войдя в дом, девушка застала Марию Викторовну раскладывающей пасьянс «Косынка».
— Во-от как вы над книгой-то работаете! — пошутила она.
Мария Викторовна всплеснула руками и как-то всерьез начала оправдываться, что вот решила разгрузить голову на пять минут, просто очень увлекает.
Книга действительно двигалась вперед.
А Иветта через год поняла, какого Димочку-сыночка имела в виду заполошная и противная тетка, прибегавшая прошлым летом в кафе со своими странными претензиями. Она вспомнила, что к ним приходил и снова стал регулярно приходить симпатичный молоденький мальчик, он всегда садился в зону, которую обслуживала Иветта, провожал ее взглядом и пытался завести посторонние разговоры. Присаживаться за столики к клиентам Мария категорически запрещала, поэтому Иветта старалась свернуть светские беседы до минимума, но каждый раз приветливо приглашала приходить еще. Как-то раз он оставил в счете записку: «Иветта, мне нужно с вами поговорить, скажите, пожалуйста, когда вы освобождаетесь, давайте сходим куда-нибудь. Дима» — и номер телефона. Тогда до девушки и дошло, что нервная тетка именно этого мальчишку и называла без памяти влюбленным гением с большим будущим, которому Иветта никакая не пара.
На записку она не ответила.
Через день Дима передал букет цветов.
Еще через день Дима пришел и весь вечер опять пытался поговорить с Иветтой, но больше ничего в счет не подкладывал.
Потом снова были цветы — каждый день роскошные букеты из белых роз.
Напарницы стали выспрашивать у Иветты, что у нее объявился за таинственный поклонник, богатый ли он, есть ли у него «мерседес», и уверять, что в любом случае Иветте повезло и нельзя упускать свое счастье.
В результате Дима от кого-то узнал адрес и в выходной под вечер пришел с двумя букетами, вручил один Марии Викторовне, а другой Иветте — и попросил ее «оказать честь сходить с ним в ресторан». Девушка идти не хотела, но Мария Викторовна ее уговорила.
— В конце концов, цветы чудесные, — прошептала она Иветте на ушко, — сделай мальчику приятное.
Иветта последний раз была в ресторане, когда устраивала праздник для Марии Викторовны. Неожиданно ей понравилось. Она с удовольствием пила через трубочку коктейль и согласилась танцевать с Димой. А потом он неожиданно сказал:
— Иветта, я хочу сделать вам предложение.
— Сделайте, — охотно согласилась Иветта, заранее решив, что прогуляться согласится, а на следующее свидание — нет.
— Я прошу вас стать моей женой.
Если Иветта не упала со стула, то только потому, что стулья в «Рите» были очень прочными, устойчивыми, с высокими спинками. Девушка подумала, что ослышалась.
— Простите, что?
— Я прошу вас стать моей женой.
— Это шутка, да?
— Нет, это совершенно не шутка. Я купил бы кольцо, чтобы сделать предложение, как положено, но не знаю вашего размера и не нашел способа узнать.
— Но мы с вами едва знакомы!
— Не имеет значения. Бывает, что люди женятся после первой же встречи и живут вместе до бриллиантовой свадьбы, а бывает, что присматриваются друг к другу по десять лет, встречаются, общаются — и разводятся через год-другой.
— Дима, я не могу принять ваше предложение.
— Потому что не любите меня?
— Да.
— Вы полюбите меня со временем, я сделаю для этого все.
— Я не хочу вас обидеть, но должна ответить «нет». Я не хочу замуж за вас, я вообще не хочу замуж.
— У вас кто-то есть?
— Нет, но это не важно. Я просто не собираюсь за вас замуж. Мы с вами совершенно не пара друг другу, как правильно сказала ваша мама.
— Моя мама?
Дима в полном изумлении вытаращил на Иветту глаза. Та сдержала улыбку.
— Вы знакомы с моей мамой?!
— Частично. Она мне не представилась, когда в прошлом году пришла к моей начальнице и потребовала разобраться со старой наглой бабой, которая окрутила ее невинного мальчика, хочет за его счет уехать в Москву, повесить на него своего ребенка и примазаться к его славе и деньгам.
— Боже мой, — вырвалось у Димы, — моя мама говорила вам такие вещи?!
— Мне она говорила их в более вежливой форме. А моей начальнице — в открытую.
— Иветта, я вас умоляю. Я понимаю, что это ужасно, что моя мама поступила непорядочно, что она поступила как дура, но я умоляю вас — простите ее. Пожалуйста. Простите ее. Я сейчас встану на колени и попрошу за нее прощения, а заодно и за себя, за то, что я ее сын.
— Ни в коем случае!!!
Иветта даже схватила Диму за плечо, чтобы не допустить публичного коленопреклонения.
— Вы ее простите?
— Конечно. Если честно, я уже практически забыла эту историю.
— У вас не было неприятностей на работе?
— Нет. Моя начальница замечательная женщина, она все понимает.
— Иветта, вы просто удивительная. Я потрясен.
Иветта посмотрела на Диму и внезапно поняла, почему Анастасия говорила что-то о гениальности. У него было одухотворенное, абсолютно светлое лицо — как будто он вот-вот взмахнет крыльями и улетит. Девушка перевела взгляд на руки — красивые руки пианиста с длинными тонкими пальцами и узким запястьем.
«Крылатый мальчик, — подумала она, — нельзя с ним больше видеться, иначе я не устою перед его полетом».
А Дима пошел провожать Иветту до дома и рассказал про свою мать. Рассказал, как она принесла свою жизнь ему в жертву, как верила в него, как всегда представлялась матерью гения, как мечтает стать для него всем миром, как ему душно от этих забот. Не продохнуть от кисельной любви — кисель забивает нос, рот, заставляет закрывать глаза. И Иветта с неожиданным сочувствием погладила Диму по щеке.