«Главная функция любого уважающего себя мужчины — зарабатывать деньги. Столько, сколько нужно, чтобы обеспечить свою женщину. Потом — детей от этой женщины».
«Нормальный мужчина не допустит, чтобы его женщина красилась дешевой косметикой, ходила в дешевые салоны красоты, носила шубу из какого-нибудь козлика и бижутерию вместо бриллиантов».
На вопросы форумчан, как у самой Ангелины (это был Аллин ник) обстоят дела с мужчинами, она хвасталась:
«Есть один более-менее постоянный, но вряд ли я выйду за него замуж. Он как раз не в состоянии обеспечивать все мои потребности. Но на шубку норковую раскручу — в конце концов, не зря же я с ним три месяца валандаюсь».
Многие участницы дискуссии выражали Алле-Ангелине респекты, а Станислав с ужасом читал дальше. Во всех темах девушка рассуждала примерно в одном ключе.
«Почему мужчина должен? Только потому что он МУЖЧИНА. Если он мужчина, конечно, а не слюнтяй и кисейная барышня. Если существо с членом МУЖЧИНА, а не просто существо с членом, то у него есть обязанности. Если он живет один сам по себе, то и обязанности у него в основном перед самим собой, если он заводит женщину, то он за нее отвечает. От и до. И не допустит, чтобы его жена ездила на метро или на паршивом жигуленке, красила волосы в районной парикмахерской и отдыхала в какой-то там Турции. Женское счастье — это чтобы рядом был настоящий мужчина, и Женщина с большой буквы всегда сумеет такого найти».
«Без денег никакие лирические отношения невозможны — кому нужны неудачники. Если мужчина не может заработать на нормальную квартиру для женщины — кто же он?»
«Первых жен бросают — тут все понятно, ведь, когда мужчинка беден, ему чуть не любая сгодится, чтоб помогала идти к Олимпу славы и богатства. А когда разбогатеет, он уже может выбирать… О девушках, выходящих замуж за нищих студентов, я не могу сказать ничего хорошего. Если у мужчины нет денег, он не имеет морального права заводить семью и вообще встречаться с женщинами».
Станислав все понял. Влюбленность прошла, розовые очки упали, умная девочка Алла-Ангелина осталась без поклонника (все равно бесперспективного, по ее словам) и норковой шубки. Станиславу было приятно, что она хотя бы «зря валандалась с ним три месяца». Он с ужасом стал перебирать моменты их свиданий и вспоминал все больше и больше нехорошего, меркантильного. Решил поделиться с другом, но друг только посмеялся:
— Ты что, не знаешь, что у большей части нынешних баб в глазах баксы щелкают? Будет тебе теперь полезный опыт и прививка от бриллиантов, нуждающихся в оправе. Дешево отделался. Мой брательник, например, одной гадюке машину успел купить.
Станислав тоже посмеялся и стал настороженно относиться к женщинам вообще и к меркантильным женщинам в частности. Хотя богатым не был, но зарабатывал неплохо и начал выбирать девушек среди начальниц — чтобы зарплата была сравнима с его зарплатой и корыстный интерес отсутствовал. Увы, девушки-начальницы имели такой же плотный график, как и сам Станислав, их тоже неожиданно срывали на переговоры или отвлекали важными звонками, они часто ездили в командировки и не стремились подчиняться мужчине. С ними было тяжело и неудобно встречаться, а жить вместе еще тяжелее. Станислав иногда даже думал, не стоит ли ему лет в тридцать пять банально заплатить какой-нибудь простой и здоровой деревенской бабе, чтобы та родила ему ребенка и написала отказ, а он найдет ребенку хорошую гувернантку и станет воспитывать один. Потому что ни с одной женщиной явно не уживется.
Иветта ему нравилась — в принципе и как девушка тоже, не только как отличный старательный работник. Но старая история с несчастной беременной Дашей (Станиславу она приходилась двоюродной сестрой), у которой начались первые схватки (в первых родах, и она боялась панически), а мужа нет рядом, и не отвечает ни один телефон, и никто не знает, где его искать, муж же наслаждается жизнью в объятиях Иветты, — эта старая история не позволяла попробовать поухаживать за Ви.
Зарплата у Иветты выросла почти втрое по сравнению со временем прихода на фирму. Станислав действительно не был жадным — он охотно пробивал у начальства дополнительные бонусы успешным работникам, премии для превысивших план, гонорары и возможность подработать, — в общем, те кто старались, не жаловались. Иветта втянулась в веселую, бурную, всегда немного нервную атмосферу журнала, научилась пользоваться купонами в кофейнях, скидками в ресторанах, спецпредложениями в клубах, а еще аккредитацией от издания и с удовольствием водила Диму, а порой и Марию Викторовну «тусоваться в злачные места». У них даже появилась поговорка — «Ну что, пойдем по злакам?» Мария Викторовна неожиданно приохотилась к посещениям ресторанов и выставок, в клубы, конечно, Иветта звать старую женщину не рисковала, у нее даже появились какие-то свои связи в театрах, в общем, полная светская жизнь.
У Наташи и отца Иветты родился мальчишка, его назвали почему-то Матвеем (имя выбрал Александр Алексеевич), Иветта очень полюбила братика. Она приезжала помогать Наташе и даже жалела, что в свое время не сняли квартиру поближе.
Родственники окончательно помирились с Иветтой, простили ей Дашкины страдания, начали снова приглашать Иветту на юбилеи и свадьбы и усиленно подталкивали к браку с Димой. Дима всем нравился, даже с мамой в виде приложения. Маме, кстати, товарки по розничной торговле напели о важности прописки и жилплощади, и она стала намного лучше относиться к Иветте (до Алсу сойдет и она, даже весьма сойдет, тем более еще и не на шее сидит, а деньги зарабатывает!).
В общем, жизнь наладилась во всех отношениях. Иветта уже сама начала подумывать насчет свадьбы, понимала, что родственники все равно не дадут провернуть тихую регистрацию и будут настаивать на традиционном «три баяна изорвали». Девушка даже поймала себя на мысли, что в ресторанах смотрит на цену банкетов, а на свадьбах знакомых выходит ловить букет невесты. Значит, пора. Иветта твердо решила — как только Дима поднимет разговор о свадьбе, она сразу согласится — будут считать деньги, собирать нужную сумму и жениться.
Как-то собрались «пойти по злакам» — на фестиваль фуа-гра, куда Иветта сумела аккредитоваться от журнала, дабы сэкономить. Мария Викторовна предварительно отправилась делать укладку, Дима должен был подъехать уже в ресторан после вечерних занятий, а Иветта слегка опаздывала (зачиталась) и быстро-быстро заканчивала макияж, когда зазвонил телефон.
Она вздрогнула от резкого звука, мазнула тушью по веку, досадливо поморщилась и схватила трубку.
— Алло-о, — протянула девушка, не скрывая недовольства. Наверняка это мама — у нее удивительный талант звонить не вовремя.
— Ивушка, это ты? Здравствуй, Ивушка! Я так рад тебя слышать. Ивушка…
Иветта медленно отняла трубку от уха, посмотрела на нее стеклянными глазами, выдернула телефон из розетки, села на пол и закрыла лицо руками. Она не знала, что делать дальше.
Либо у нее начались галлюцинации, либо ей позвонил Саша. Саша, который погиб семь лет назад.
Он единственный в мире называл ее Ивушкой. Никому другому это не было позволено — к счастью, никто и не пытался. Иветта успела забыть его голос, но ласковое «Ивушка» сразу всколыхнуло воспоминания.
Иветта сидела на полу, плакала и никуда не могла пойти. Она догадывалась, что Мария Викторовна, придя в ресторан, начнет волноваться, потом приедет Дима, и они вместе сильно удивятся, может быть, даже серьезно занервничают, но не чувствовала ног. Как будто прошлое вернулось — те страшные ночи, попытки самоубийства, ощущение, что жизнь кончена, грязь с чужими нелюбимыми мужчинами в постели. Все, о чем Иветта мечтала забыть, от чего ее вылечили Переславль, старая учительница и Дима, — снова сжимало сердце.
Через некоторое время в дверь позвонили. Иветта уже знала, кого увидит на пороге. Она медленно-медленно дошла до двери и, не заглядывая в глазок, распахнула ее.
Саша очень изменился за семь лет. Поправился, стал грузноватым. У него выгорели волосы, появились морщинки вокруг глаз. Саша был загорелый, по-прежнему очень привлекательный и какой-то чужой. Когда он заговорил, Иветте показалось, что он давно не говорил по-русски.