«Интересно, там, у покойников, не в ходу русский язык? А на каком говорят в раю? Или он был в аду?»
— Ивушка, я так рад тебя видеть, дорогая.
«Раньше он никогда не называл меня дорогой».
— Я только что прибыл — и сразу к тебе.
«И фразы строит то ли как американец, то ли как другой нерусский товарищ».
— Ты рада меня видеть?
— Не знаю.
— Ивушка, ты рада меня видеть?
— Я не знаю.
— Давай с тобой пойдем в ресторан и выпьем за нашу долгожданную встречу. Мы столько лет не виделись. Кстати, ты отлично выглядишь. Как дела?
Иветта захохотала. Она смеялась, смеялась и была не в силах остановиться. Саша смотрел на нее со странным выражением лица, а она смеялась, перегибаясь пополам и похрюкивая. Она считала свою жизнь законченной, резала вены, мечтала броситься под поезд, чтобы через семь лет услышать от ожившего покойника, что она отлично выглядит, и ответить ему на милый вопросик «как дела»? А как у нее дела? Пока не родила. Что тут еще скажешь. Была бы американкой, сказала бы fine. Зашибись дела. Куда уж лучше, если к тебе возвращаются покойники. Вероятно, надо вызывать психиатра. Может, это две подготовки к свадьбе так наложились одна на другую, что вызвали галлюцинации?
— Ивушка, успокойся, не надо нервничать.
«Я не нервничаю, — перегибалась от хохота Иветта, — я совершенно спокойна. Каждый день ко мне возвращаются погибшие люди».
— Давай с тобой пойдем посидим, поговорим, ты мне расскажешь, как ты живешь, вспомним прошлое, нам ведь есть что вспомнить!
Через пару минут Иветта отправилась в ванную скрывать последствия рыданий и, почти уверенная в том, что призрак исчезнет, вскоре вышла подкрашенная, при параде. Она как раз собиралась ради фуа-гра надеть новое платье с огромным вырезом на спине и шпильки (хорошо, что Дима высокий, можно спокойно носить каблуки). Саша не исчез. Он так и стоял в коридоре, загорелый, с ослепительно белыми зубами.
«Вставили ему там новые, что ли? Были же кривые и желтоватые», — почему-то подумала Иветта.
Ехать куда-то она отказалась, предложила выпить кофе недалеко от дома. Там попросила пачку сигарет и впервые за много лет затянулась. Саша привычно поморщился от дыма — как будто и не умирал. По крайней мере, после смерти аллергия к сигаретному дыму у него не прошла.
«Странно. Зубы поменяли, а аллергию не убрали, интересно, почему так?»
Иветта залпом выпила принесенную официанткой текилу (без манипуляций с солью и лимоном — просто проглотила, не заметив) и поняла, что мыслей в голове нет. Или настолько много, что ни одну нельзя поймать за хвост. Поэтому сидела и молчала — пусть Саша расскажет все сам. Может быть, его послали сверху закончить какую-то миссию или он планирует забрать ее на тот свет — в любом случае, она его торопить не станет.
Через полчаса Иветта, выпившая четыре рюмки текилы, наконец-то смогла понять, что рассказывал Саша. А правда была в том, что он не погиб ни под какой лавиной, а устроился работать инструктором в отеле «Краньска гора». Когда они с другом приехали кататься, Саша в первый же день произвел впечатление на Марицу, красивую, взбалмошную родственницу владельца, еще через два дня они с Марицей пили кофе, потом напитки покрепче, а потом Марица пообещала ему работу инструктора.
— Конечно, придется выучить язык, сдать на целую кучу сертификатов, пройти медкомиссию, но это мы как-нибудь устроим. Главное — твое желание.
Саша всерьез задумался. Ему казалось, что работа инструктора на горнолыжном курорте Европы — Предел его мечты. Фантастическая по русским меркам зарплата, проживание в отеле, питание в ресторане отеля, занятие любимым делом круглый год, атмосфера курорта, вежливые иностранцы, да еще и Марица с ее недвусмысленными намеками. Марица была потрясающе красивой. Более того — шикарной, роскошной, настоящей женщиной-вамп. Ничего подобного Саша даже представить себе не мог. Он не мог представить, что даже близко подойдет к такой даме — такие дамы были рождены для балов и лимузинов. Марица была холеной до кончиков разрисованных художниками ногтей, до мельчайшего локона всегда идеально лежащей прически, до каждой ниточки сногсшибательных нарядов, до миллиметра совершенного тела. Когда Саша узнал, что ей за сорок, он просто не мог поверить. Простенькая Иветта тут же оказалась забыта — это как сравнивать простой хлеб с изысканным пирожным. Марица все делала красиво — изящно, стильно, непринужденно, она была хозяйкой жизни, и ради нее можно было совершить любое безумство.
Именно Марица придумала, что Саша должен погибнуть. Она и позвонила Иветте с известием о его смерти. В случае если русская девушка проявит настойчивость, она найдет в справочнике имена владельца и совладельцев (бизнес-то был семейный) и дозвонится как раз ей, Марице (тем более что она представилась). Но все прошло гладко — бывшая Сашина невеста исчезла с горизонта без единой проблемы. И Саша окунулся в новую жизнь. Иветте он, конечно, рассказал откорректированную версию, но потом вместе с Марией Викторовной они восстановили реальные события.
— Но почему ты захотел меня бросить? — так и не поняла Иветта. — Мы ведь собирались пожениться?
Саша как-то неловко помялся и выпалил:
— Я чувствовал себя как волк, которого загоняют под выстрел. Красные флажки, топот, крики, вся эта суматоха. Я вдруг понял, что не хочу себя связывать, не хочу посвящать двадцать четыре часа в сутки только жене, или, не дай бог, появится ребенок, ты и твои родственники так давили на меня. Все эти глупые поездки, выбор чего-то там правильного — ресторана и музыки, вся эта шумная подготовка к сомнительному для меня событию — я испугался. Я не хотел навсегда потерять свою свободу.
— Почему же ты не сказал?
— Не знаю… вроде бы я сам вызвался, никто меня не заставлял жениться, и тут на попятную. Мне кажется, ты бы обиделась, твои родственники тоже.
Иветта смотрела в лицо бывшему жениху и удивлялась мужской логике. Он боялся обидеть ее отказом от свадьбы, но не испугался инсценировать свою смерть, чтобы она пыталась покончить с собой и не жила, а мучилась не один год. Очень странные существа мужчины.
— А зачем ты вернулся? — спросила Иветта, чтобы хоть о чем-нибудь говорить.
— Понял, что настоящая жизнь здесь.
Саша быстро понял, что за показной яркостью и весельем скрываются самая обычная показуха и рутина — хуже, чем в Москве. Марица спустя полгода потеряла романтический блеск прекрасной дамы и открылась Саше в истинном облике — богатая, чудящая, не очень-то умная баба, которая озабочена круглосуточной полировкой ногтей в салоне и предпочитает покупать молоденьких мужчин. От Марицы пахло какой-то затхлостью, ее холеная кожа все равно не была упругой, и в сексе она отличалась от живой, настоящей, любящей Иветты. Все европейцы отличались от русских — они казались куклами. Вежливыми, пресными, поверхностными куклами. Роль инструктора свелась к обхаживанию богатых дамочек с разных концов света, почему-то однообразно пытающихся затащить его в постель совершенно стандартными уловками. Саша не уставал удивляться — почему и русские, и французские, и немецкие жены нуворишей такие предсказуемые в вопросах флирта и секса, хотя говорят на разных языках. Несколько раз он спал с этими охотницами за приключениями, не получал большого удовольствия, но получал дорогие подарки и богатые чаевые. Марица то ли не знала об этом, то ли смотрела на измены сквозь пальцы — вряд ли и она была чиста.
В общем, через семь лет такой жизни Саша понял, что сыт по горло. Фантастическая зарплата реально оказалась копейками, жизнь в отеле напоминала вокзал, хотелось своего дома, ресторанная пища была не так вкусна, как домашняя еда, заниматься сексом с Марицей было противнее, чем с дамочками, а альтернативы не предлагалось. И Саша решил вернуться в Россию.
— Вернуться к тебе, дорогая, — ласково сказал он Иветте. — Вот теперь я повзрослел, нагулялся во всех смыслах этого слова и стану тебе прекрасным мужем. Давай поженимся и родим ребеночка, а лучше несколько — я уже чувствую, что готов быть папой.