Он сделал два широких шага в сторону от дороги. Бежать, не оглядываясь? Быть может, он еще успеет скрыться в лесу? Ближняя опушка, вот она, рядом. Явственно слышен оттуда смутный, всегда таинственный и торжественный шум деревьев. Теплом родного дома повеяло от него на Валентина. Лес предостерегал и звал обратно в пронизанную солнечными лучами просеку. Она сразу же смыкалась, тонула во мраке. Там — спасение! Там — жизнь!
Еще секунда промедления, и будет поздно, конский топот неотвратимо приближался, немецкая речь теперь уже слышна совсем четко и внятно. Ну же, не медли! Что для тебя пробежать какие-нибудь сто пятьдесят-двести метров? Это — единственный выход, если ты хочешь жить, если ты намерен уйти от ада фашистского застенка.
Все его мускулы напряглись, каждая мышца требовала: беги! Беги! Глаза невольно тянулись к лесу. Валентин уже мысленно видел себя там, за его надежной стеной.
Но тут приходит совсем другая, отрезвляющая мысль — луч света в охватившей его со всех сторон тяжелой, давящей темноте. «Нет, так дело не пойдет, — решительно остановил он себя, — просто подстрелят, вот и все. Нужно действовать, как было задумано, спокойно, без всяких колебаний!
Валентин остановился рядом с дорогой и оглянулся.
Приближались маленькие щегольские санки, везла их красивая резвая лошадка. На облучке возвышался немецкий солдат. За ним, прикрыв ноги ковром, сидел офицер, прямой, как жердь, надменно выпятивший грудь. «Капитан», — определил Мальцев по погонам. Он невозмутимо всматривался в фашиста.
Санки поравнялись с пешеходом. Седок тронул кучера за плечо. Тот натянул поводья. Лошадь остановилась, нетерпеливо перебирая стройными ногами.
— Что есть это за деревня? — спросил офицер Валентина, не отвечая на его поклон, с трудом выговаривая русские слова.
— Эта деревня, господин капитан, называется Канторкой, — на чистом немецком языке, слегка изящно картавя, ответил Мальцев.
— О, как я рад, что встретил человека, хорошо знающего наш язык, — радостно воскликнул офицер. — Откуда?
— Я с малых лет мечтал уехать в Германию, покинуть Россию, большевиков. Моя мечта — свободно торговать и жить, как жили мои родители — фабриканты из Пскова. Мог ли я не изучать язык великой нации господ?
Валентин говорил быстро и горячо. Глаза его смотрели на капитана, выражая одну лишь беспредельную собачью преданность. Простодушия и искренности в голосе — хоть отбавляй! Не могло быть сомнений, что молодой человек только и ждал возможности поговорить с представителем расы всесильных завоевателей, излить ему душу. Фашист был покорен обликом этого юноши, так обрадованного встречей с ним — офицером непобедимой армии фюрера. Гитлеровец с видимым удовольствием воспринимал поток слов Валентина, становился все более расположенным к нему.
— Да, да, я вас понимаю, — самодовольно сказал капитан. — Мы скоро завоюем всю Россию. Ее не будет — навсегда! Это все вокруг будет Германией. Все, все! И ваш Псков, и Ленинград, и Москва. Вам никуда, совсем никуда не нужно будет больше ехать, чтобы попасть в великую германскую империю. — Он вскочил и вскинул вытянутую руку — Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер! — по всем правилам фашистского приветствия ответил Мальцев. Заметил, что это понравилось немецкому офицеру, выждал короткую паузу, не спуская преданно-учтивого взгляда с капитана. Не давая тому отвлечься и как бы завершая свое представление, Валентин продолжал, он не скупился на лесть: маслом каши не испортишь!
— Я здесь, господин капитан, по делам фирмы моего отца — фабриканта. Рад буду вам услужить. Может быть господину капитану великой германской армии незнакома дорога? Сочту за высокую честь и большое счастье показать ее. Вам кто нужен в Канторке? Эту деревню я хорошо знаю, тут у моего отца были богатые земли. Весь — к вашим услугам, капитан.
— Нет, нет, я поеду дальше. А вас, молодой человек, могу подвезти, — офицер подвинулся, приподнял ковер. — Пожалуйста, не стесняйтесь, садитесь.
Валентин и не думал стесняться. И не стал терять времени. Он тотчас же занял место рядом с фашистским офицером, по-приятельски ему улыбаясь.
Пока санки легко скользили по улице Канторки, Мальцев ни на миг не переставал любезно и оживленно разговаривать. При этом он краем глаз наблюдал, что происходит на улице, и с радостью отметил: цель достигнута! Двое вооруженных полицаев (не их ли он видел подле крайней избы, когда наблюдал из леса?) застыли в почтительном изумлении, пропуская мимо себя санки с немецким офицером и его другом. Из окон тоже выглядывали любопытные лица.