Прекрасное утро поздней летней поры вставало над русскими просторами, над землей, которая столько выстрадала и, быть может, оттого была так величава и несравненна в своей неброской и скромной, но чудесной красоте.
Деталью этого погожего утра, всей этой безмерно дорогой сердцу красоты воспринималась могила партизана у тихой дороги, которая тянулась к лесу, исчезала в его чаще, и отец партизана с его большим горем и большим мужеством.
Михаил Дмитриевич, прижав лопату к груди, постоял несколько мгновений, потом, будто очнувшись, движением умелого землекопа вонзил заступ в землю…
…В следственном деле изменника Родины, фашистского полицая Ивана Андреева хранятся фотокопии маленьких листков, исписанных торопливыми строками. Строки кривые, прыгающие, многие слова разбираешь с большим трудом. А ведь тот, кто их писал, обладал очень четким, красивым почерком. За долгие годы странствий он научился хорошо писать и сидя на придорожном пне, и лежа на траве. Даже на ходу умел он вести записи быстро и на редкость аккуратно, точно.
Перед нами — листки записной книжки профессора М. Д. Мальцева, привезенной им в Ленинград из научной экспедиции по псковским деревням летом 1945 года.
Списки слов… Пословицы. Поговорки. Народные изречения… Снова — слова, представляющие ценность для лингвистов… Какая-то запись об особенностях произношения… И вдруг, тут же, на этих листках, — вкривь и вкось написанные строки, читать которые нельзя без трепетного волнения.
Михаил Дмитриевич сообщает, что в трупе юноши, погребенного в Петрове, он узнал Валентина. Узнал по приметам, которые навсегда остаются в памяти отца и не могут обмануть:
«Это он, Валентин, мой сынок, близкий, знакомый, маленький и большой. Это его ноги, я узнаю их среди тысяч других, даже очень похожих. А вот его вставной зуб. Помню, мы вместе ходили к дантисту. Я вижу след операционного ножа у подбородка. Валюшня был еще совсем ребенком, когда понадобилась эта маленькая операция. Как могу я тебя не узнать, Валька, родной ты мой!»
…Так состоялось последнее свидание отца и сына.
Михаил Дмитриевич сдержал слово, данное Валентину в осажденном Ленинграде, — где бы он ни был и что бы с ним ни произошло, — обязательно свидеться.
Мальцев сам неторопливо и аккуратно насыпал и выровнял могильный холмик, возложил на него букет полевых цветов, не ярких, но нежно красивых. Они тут же вплелись в сплошной роскошный ковер из других цветов, выращенных в садах и палисадниках, в горшочках на подоконниках. Их принесли колхозники и колхозницы, ребятишки, пришедшие из сельской школы вместе с учителями. Ветви свежей пахучей хвои обрамляли ковер, как бахрома.
Отец Валентина стоял, тесно окруженный людьми, утирая с лица соленые струйки слез и пота.
В плечах, касавшихся его, в дружеских руках, которые заботливо и нежно протягивались к нему со всех сторон, в молчаливой глубокой скорби мужчин и женщин, стариков и детей — редкий из них не понес невозместимых утрат в минувшей войне — во всем этом черпал Михаил Дмитриевич силу перенести свое тяжкое, неутешное горе.
Оно переставало быть только его болью, только его раной.
И чем больше он так стоял, тем все сильнее проникался жаждой жить. Жить и трудиться до последнего вздоха. И звать на большой вдохновенный труд всех своих соотечественников. Чтобы наливалась новой силой и золотилась новой славой родная, все испытавшая, все превозмогшая земля! Разве не в этом будет продолжение жизни Валентина, осуществление его лучших помыслов и самых светлых мечтаний? Разве не ради этого отдал он свою молодую жизнь и покоится теперь в нашей родной земле, которую спасал, не щадя себя?
Ночью в вагоне поезда, увозившего профессора Мальцева домой, в Ленинград, Михаил Дмитриевич долго не отрывался от окна.
Мимо проносились леса, деревеньки, перелески. Мелькали станции и полустанки, и снова — леса, леса, леса…
Мысленно он ни на миг не расставался с сыном. Нет, не с изуродованным трупом, укрытым сырой землей на окраине лесной псковской деревни, а с живым, деятельным юношей, совсем еще мальчиком, но смелым и сильным, как настоящий мужчина и зрелый солдат.
Михаил Дмитриевич старался по рассказам, услышанным в последние дни, представить себе весь короткий, отважный и славный партизанский путь сына. Это не потребовало больших усилий. Воображение легко представило удивительно яркие картины. Они замелькали чередой за окнами поезда, мчавшегося в ночь.