— Не спишь ещё?.. Ты ведь у нас — вместе с курами. Хорошо, что не спишь: я только что из цирка. Двадцать контрамарок им хватит?
Я сперва не понял:
— Кому?
— Кому-кому, — проговорил он ворчливо. — Ребятишкам этим. Оркестру. Давай так: ты с утра съездишь, скажешь им. Сможешь? Найдешь время?.. А я буду у входа ждать в половине седьмого вечера… Решено?
— Какой ты молодец! — искренне сказал я. — А я вот, видишь, не догадался попросить тебя… опять джигит — в роли доброго волшебника, Юр?..
— Ты на мой вопрос не ответил! — сказал он нарочно строго. — Ты сможешь?
Назавтра хотел приехать к зданию цирка первым, но он уже ждал там. Опять стал было от чистого сердца его благодарить да подхваливать — какая, мол, для ребят радость! — но он ворчливо остановил:
— Я о другом ночью… не спал, веришь. Что вообще с ними будет? И с этими ребятишками, и кто поменьше, и кто родится потом… не выходит из головы! А контрамарки это мелочь… держи!
— Нет-нет! — отвел я его руку. — Проведешь сам. Пусть они запомнят: не кто-нибудь пригласил — джигит Ирбек Кантемиров, осетин…
И он невольно вздохнул:
— Кантемиров-то ладно… Но ради Осетии…
Мальчишки появились большой и шумной оравой, и в середине и по бокам шли принаряженные шахтерики, и я улыбнулся:
— Опять тебе придется в дверях двух за одного считать?
Напоминал ему, как однажды мой младший сын, попросивший через меня пять контрамарок, привез потом на представление больше десятка казачат, и я, что называется, схватился за голову, но Юра твердо стал напротив пожилой билетерши и с нарочито серьезным видом взялся проталкивать ребят по-двое:
— Одна пара… две пары… три… сколько там, Нина, — пять?
Улыбаясь помолодевшими глазами, женщина повела ладошкой:
— Все равно не хватит… пусть все!
Когда все казачата оказались в фойе, с серьезным видом спросил его:
— Что ж ты не рассказывал?
Он поймался:
— О чем?..
— Что ты не только джигит — ещё и старый фокусник?
И он рассмеялся, довольный:
— Это цирк!.. Хочешь или не хочешь, всему научишься.
Теперешние его гости, конечно же, засиделись там, на Горбатом мосту — ещё на подходе толкали друг дружку, кричали, громко смеялись… Но то ли началось, когда в фойе каждый нацепил себе купленный в цирковой лавчонке большой красный нос, каждый в левой держал мороженое, а правой пытался отбиваться зажатым в пальцах продолговатым, как огурец, длиннющим воздушным «шариком»…
— Как ты думаешь? — глядя на них, нарочно серьезно спросил у меня Ирбек. — На представленье они пойдут? Или им и этого, их собственного, хватит?
И я расхохотался: недаром же Никулин накануне записи передачи «С легким паром» «подзанимал» у Юры анекдоты, недаром его шутки потом озвучивал!
Прошли с ним в директорскую ложу, откуда хорошо было видать, как мальчишки рассаживаются на своих местах… Расселись и тут же чуть не разом притихли.
— Смотри, какие пай-мальчики! — повел на них глазами Ирбек.
— А ты небось думал, что они арену займут?
— Сейчас будет оркестр, — проговорил он. — Я уже их подначил: сравним…
Все глядел на мальчишек, а я опять вспомнил уже давний теперь приход на Цветной бульвар казачат… Большинство, которому не досталось мест, Ирбек одного над другим рассадил под деревянным бортиком на ступеньках в проходе, и я тут же решил, что мы с ним сделали все, что могли, но он тихонько скомандовал:
— За мной давай-ка — не отставай!
Быстро прошли какими-то хитрыми переходами и оказались в буфете.
— А, дядя Юра! — дружелюбно встретила его молодая буфетчица. — Что — любимого вашего томатного? Один стакан? Два?
— Три! — сказал он ей в тон. — Только не соку, а три картонных коробки из-под сока… найдешь?
— Конечно, дядя Юра — для вас…
— Разрывай и складывай вот так! — приказал он мне, когда буфетчица принесла нам коробки.
— Что надо, не пойму…
Сам он уже растерзал одну:
— Видел, где мы их посадили? На камень… на бетонные ступеньки… дети! Долго им простудиться? В несколько раз складывай… под попку…
Там сидел и мой внук, сидел Глеб, которого Георгий, сын, специально туда определил, чтобы остальным не было обидно… но почему не я, а Ирбек тут же бросился искать эти коробки, ну, — почему?!
Держа около груди по охапке вчетверо сложенного картона, зашли потом на конюшню за кусками попоны, тихонько вернулись на представление: в круглом зале держалась напряженная тишина, головы у всех были задраны — под куполом работали акробаты. Он попридержал меня у входа на верхнем ярусе, а когда ударила музыка, обвалом грохнули аплодисменты, подтолкнул плечом, кивком позвал вниз.