Династия!
А продолжателя нет…
Через несколько лет мы созвонимся с Володей Ли, главным администратором цирка на Цветном бульваре, тестем Маирбека, который будет в то время с гастролями в Англии, созвонимся и съедемся на развилке дорог недалеко от Звенигорода…
Счастливый Володя, дитя корейца и «щирой» украинки, прошедший суровую цирковую школу бывший акробат, вылезет из машины с годовалым бутузом на руках:
— Знакомься, Юра, с дядей! — начнет говорить ему. — Он друг твоего дедушки… знакомься, Ирбек!
Попробую черноглазого малыша взять на руки, но раздастся такой густой, мощный рев!..
— Ну-ну, — скажет Володя. — Ну-ну, а то и отец с матерью там услышат… англичане им продляют контракт, представляешь? Они вообще запрещают кому бы то ни было появляться в стране с парнокопытными, а тут был такой успех, что предложили ещё на несколько месяцев остаться: послезавтра директор сам полетит подписывать договор.
Так вышло, что «послезавтра» мне пришлось прийти «на Цветной бульвар», чтобы повидаться с Татьяной Николаевной Никулиной… От неё, сидевшей в кабинете покойного мужа, Юрия Владимировича, только что стремительно вышел с бумагами их сын Максим, нынешний генеральный директор, в приемной чуть не налетел на вошедшего с кипой черных бурок в руках Володю Ли, промчался в свой кабинет.
— Маирбеку хочу с ним, — торопливо сказал на ходу главный администратор, ношей своей раздвигая оставленную приоткрытой дверь в кабинет генерального. — Говорил: сейчас улетает.
Зато какое спокойствие царило там, где сидела Татьяна Николаевна!
Превращенный в музей кабинет Юрия Владимировича, и при нем ещё уставленный сувенирами со всех концов света, теперь, что называется, ломился от них, и сама она, уже очень пожилая, сухонькая, после нескольких дней болезни поблекшая тоже невольно гляделась тут одним из многочисленных экспонатов.
Заговорили о Кантемировых, и Татьяна Николаевна очень медленно, будто потихоньку доставая это из памяти, стала рассказывать, как в давние теперь, предавние времена, когда выпадали совместные с осетинскими джигитами гастроли, Мариам Хасакоевна, которой и без того приходилось заботиться о своих трех мужчинах, заодно брала на свой кошт Никулиных, как вкусно она готовила и кавказские блюда и русские щи, как тепло и весело было за общим большим столом…
И тут стало происходить что-то удивительное: на глазах она начала оживать, начала как бы молодеть… Скрывавшие до этого усталую боль глаза зажглись, заискрились, на впалых, давно не видавших косметики щеках появился яркий румянец. Как очаровательно она улыбнулась!
— Если бы тогда вы их видели: Ирбека и Мухтарбека! — сказала вдруг зазвеневшим голосом. — Юру и Мишу… Какие, и правда, были красавцы!
Но почему их все-таки так тянуло в Сибирь?
Вышагивая по своему не очень просторному кабинету как бы положенные для печальных раздумий километры, однажды остановился, постоял так, словно к чему-то далекому прислушиваясь, и вдруг влепил себе в лоб раскрытой пятерней: тюха-матюха!..
Как о таких, вроде меня, молодцах в родной моей станице говаривали…
Или это уже из того, что в других, в далеких от Кубани краях было услышано и стало потом моим?..
Так и тут: все на свете одно с другим переплетено, все связано-перевязано — тем более на просторах нашей Руси-матушки, где многое перемешивали, перетасовывали ещё и нарочно!
Что ж ты, подумал о себе, что ж ты уже столько лет, стреляный вроде воробей, о джигитах размышляешь как бы отдельно, о казаках — отдельно и также о них всегда пишешь … да ведь ссыльные казаки и были в Сибири теми самыми зрителями, которые душеньку свою отводили на представленьях джигитов!
Да как же ты раньше до этого не дошел?
Опять, как в нашей станице: недотумкал?!
А ведь было тебе столько знаков: да тот же спасатель «Шахтер» около Лемноса, который одним своим неожиданным появленьем должен был в твоем сознании многие концы и начала соединить! Не отсюда ли тысячи казаков разбрелись потом по Европе, в каких только странах не осели, родили детей, многих растили в русских школах да кадетских корпусах, оказались с ними в немецком Казачьем стане, в корпусе у генерала фон Паннвица, в австрийском Лиенце, где так жестоко англичане их предали, и в «телячьих вагонах» покатили оттуда в Кузбасс… А кто их тут встретил?
Бедолаги, которых с Дона, с Кубани, с Терека выслали сюда двумя десятками лет раньше: во времена расказачивания-раскулачивания…
Кто все эти шахты бил?.. Кто «металлургию» да «химию» поднимал?