Бабушка хлопает в ладоши, прижимает руки к груди, она смеётся, но, как всегда, непонятно — она плачет или смеётся, хотя она, как и все мы, хохотушка.
— А ты почему не надеваешь? — спрашиваю у Анки.
— Я их поберегу! — объясняет Анночка.
— Для чего их беречь? — Ёлка делает кривую голову и тонкие глаза. — Смешно!
— Вот будет праздник — я их надену! — Она так спокойно и уверенно говорит, как взрослая.
— Мамочка! Девочки! — зовёт Мама из столовой.
Мы вбегаем в столовую. Между обеденным столом и Папиным «письменным» стоит Мамочка — я никогда не видела её такой прекрасной!
На ней большая белая, с волнистыми полями и чёрной лентой блестящая шляпа, она как будто сплетена из белых и немножко чёрных лент, моё любимое платье, на шее белые новые бусы, на руках новые длинные белые шёлковые перчатки с чёрными пуговками, левая рука согнута — на ней висит новая чёрная кожаная (так Бабушка сказала) сумка, на ногах новые замшевые туфли на блестящем каблуке, и весь носок у них как будто обсыпан конфетти! Все хлопают в ладоши, я тоже, но я ничего не могу сказать, хочу, но не могу — потому что я не могу найти слов, правильных слов, для моей любви и восхищения!
Мы ложимся спать. Я сижу в ночной рубашке на своей кровати и разглядываю трусики и брошку-пароход, они рядом на стуле. Не буду ложиться, если лягу, сразу засну, а мне ещё хочется всё вспомнить и посмотреть на свои трусики и пароход!
Взрослые часто говорят, что у них что-то не помещается в голове, у меня всегда в голове всё помещается! И сегодня Папка привёз такой замечательный сюрприз — он весь поместился у меня в голове, я сижу и всё вспоминаю.
Входит Бабушка, у неё мокрые глаза и руки прижаты к груди.
— Жоржик! — Она говорит очень серьёзно, ласково, и мне опять кажется, что ей трудно не плакать. — У меня лет тридцать не было таких красивых, удобных, мягких туфель! Большое вам спасибо! И они мне удивительно по ноге!
— Я рад, Надежда Ивановна. — Папа кивает головой и немножко смущается.
— Посмотри, Мышка, я думаю, тебе понравится! — И Папа что-то протягивает Маме.
Мама не просто охает, а прижимает «это» к лицу, и я вдруг вспоминаю: война, Свердловск, сорок третий год, лето, Мамин день рождения, Папин подарок, который дарит Ёлка, и что-то блестящее, прекрасное, лёгкое, жёлтое летит над столом — крепдешиновая косынка! И сейчас и тогда Мама прижимает «это» к лицу. Потом она ставит «это» на рояль, я вздрагиваю — Мамочка очень бережёт рояль. Мы все — нас трое и Бабушка — подходим к роялю и видим: на рояле стоят игрушечные, волшебные, маленькие-маленькие ярко-жёлтые босоножки.
— Это Мишке на следующее лето, — объясняет Папа.
— Правда, они похожи на сыроежки?! — У Мамы немножко хриплый голос.
Два радиоприёмника, большой и поменьше, пишущая машинка с русскими буквами и пишущая машинка с английскими буквами, машинка для точки карандашей, чемодан с «отрезами материалов»… Папа говорит:
— Мышка, только что открылось академическое ателье, может, ты сошьёшь себе там несколько платьев, а то ведь у тебя уже совсем ничего нет!
Мамочка открывает следующую коробку… а там шёлковые перчатки — длинные, короткие, белые, чёрные, жёлтые, коричневые, с полосками, с дырочками, с пуговками, с кнопками. Мама охает! И шёлковые чулки. Мама опять охает, а под чулками коробочка — Мамочка её открывает и говорит:
— Жоржик, милый, ну как ты догадался?!
В коробке бусы — это называется «бижутерия», — они все три одинаковые по форме, но разные по цвету — белые, нежно-голубые и нежно-зелёные.
Лучше всего — Мамочка между столами в Папиных сюрпризах и босоножки-сыроежки. Они стоят сейчас на рояле — это чудо, как Мишенькины пальчики и брошка-пароход!
Я думаю: на свете нет брошки лучше!
Потому что это па-ро-ход!
Мальчик Алёша
Мы ужинаем, Бабушка вдруг говорит:
— Дети, завтра пойдём в Ботанический сад.
Анночка спрашивает:
— А можно, Алёша с нами пойдёт?
Бабушка говорит, что нельзя, потому что Алёшина бабушка разрешает ему без неё быть только во дворе с Анночкой или у нас дома.
Наши соседи по лестнице очень странные люди — они похожи на засохшие растения, но почему-то их совсем не жалко, и когда о них думаешь, то о них совсем нечего подумать — они ни с кем не разговаривают, не улыбаются, не смотрят в глаза, а когда с ними поздороваешься, тихо и безразлично говорят: «Здравствуй».