Райли стал припоминать их прежние разговоры. Александра говорила, что хочет иметь большую семью. При этом она смотрела на него с состраданием. Но в последнее время она редко заводила разговор о большой семье. Когда это было в последний раз?
Он пришел к определенному выводу, но не решался сказать ей об этом, поскольку вывод был слишком хорош, чтобы в него поверить.
— Райли, — сказала она, обнимая его за талию, — я люблю тебя. Давай сейчас не будем принимать решение.
— Ты всегда хотела иметь детей, — ответил он. Комок в горле мешал ему говорить. Неужели она имеет в виду то, о чем он думает? — Ты из тех женщин, кому самой природой предназначено стать матерью. У тебя должны быть дети. Это было бы трагедией, если бы у тебя их не было.
— Если бы я не вышла за тебя замуж — вот это была бы трагедия, — сказала она, уткнувшись ему в шею.
— Ты готова выйти за меня замуж, прожить со мной жизнь, даже если я… не могу иметь детей?
— Конечно. — Она подняла на него удивленный взгляд. — Но ты же уже знаешь об этом.
Но он продолжал испытывать ее, ненавидя себя за это.
— Даже если я не смогу себя заставить усыновить кого-нибудь?
— Да. Даже тогда.
Она поцеловала его, потом посмотрела мимо его плеча и увидела Рону, стоявшую в толпе поклонников и критиков, а дальше — Пэм и Джефа с Саванной в коляске.
Райли еще долго стоял перед своим портретом, привлекая внимание посетителей, замечавших сходство. Даже сейчас он сомневался в том, правильно ли он все понял. Не истолковывает ли он бессвязные речи Александры в свою пользу?
— Вряд ли я получу приз, — сказала подошедшая к нему Рона. — А жаль. Призовые деньги мне пригодились бы.
— Вы мечтаете иметь внуков, Рона? — спросил Райли.
— Это что, такой способ узнать у меня, разочарована ли я, что вы бесплодны?
— Это вам Александра сказала?
— Случайно, — кивнула Рона.
Пэм, Джеф и Александра окликнули их. Но Райли ушел прежде, чем завязалась беседа. Ему захотелось побыть одному.
Он спустился к реке, хотя уже было довольно темно и в небе зажигались звезды.
Александра любит его настолько, что готова отказаться от своей мечты. Он стал противен самому себе. Как он мог в ней сомневаться? Его лоб покрылся испариной, хотя от реки веяло прохладой. Он еще долго оставался у воды, размышляя о том, что такое любовь, как красивы лилии и как жестоко ошибается человек с плакатом, возвещающим конец света.
Он стоял, руки в карманы, неподвижный, словно статуя. Его широкие плечи и красиво очерченная голова были отчетливо видны на фоне освещенной луной реки. Некоторое время Александра с тревогой наблюдала за ним. Неужели она своими разговорами о его неспособности иметь детей вселила в его душу сомнение и неуверенность в их будущем?
— Райли, — тихо позвала она.
Он обернулся и взял ее за руку. Его глаза блестели, но не от слез — в них отражались огни на реке. Он улыбнулся и сказал:
— Песня называется «Откровение». Это она крутится у тебя в голове ночью. Ты говоришь, что она тебе знакома, но ты не можешь вспомнить слова.
— Нет, — нахмурилась она, — это название ни о чем мне не говорит. И все же я ее знаю. Такая знакомая мелодия…
— У нее нет слов.
— О, а я бы могла поклясться, что есть. Ты уверен?
— Уверен. Это я написал музыку, а слов никаких не писал.
— Ты написал музыку?
Он притянул ее к себе и зашептал на ухо:
— И ты не могла слышать ее раньше. Ты слышала ее всего один раз. То, что ты напевала мою песню и была уверена, что знаешь слова, — это знак.
— Знак чего? Вот уж не думала, что юристы верят в судьбу.
— Более точно песню следовало бы назвать «Надежда». Я надеялся, что моя музыка что-то для тебя значит, особенно потому, что мое виртуозное исполнение не произвело на тебя никакого впечатления.
— Надеюсь, я не слишком огорчила тебя сегодня, когда я…
Райли приложил к ее губам палец.
— Александра, произошло недоразумение…
— Я тебя все же огорчила, да? Больше никогда не буду говорить на эту тему, разве что ты сам захочешь.
Райли покачал головой и издал какой-то непонятный звук. Что это с ним? — подумала Александра.
— Александра, я вовсе не бесплоден.
— Что?
— С моим… э… все в порядке. У меня есть все основания полагать, что мой… э… инструмент находится в отличной форме.