Все это время я с тревогой думала: о чем Муррей, Мак и этот наркоман разговаривают и что Муррей собирается делать. Наконец шофер вышел из будки, и грузовик укатил.
Мак, держа зонт над головой, пошел к машине, влез в нее, захлопнул за собой дверцу. Затем я увидела Муррея, жестикулирующего со светловолосым юнцом, и услышала несколько последних слов. «Подожди минутку. Я сейчас их принесу».
Муррей вернулся к нашей развалюхе и объявил громким голосом; «Я собираюсь отдать им эти чертовы четыре тысячи и забрать твои фотографии».
Как последняя идиотка, я сказала: «Но, Муррей, у меня нет четырех тысяч долларов».
Шипящим шепотом он сказал: «Заткнись». И, наклонившись внутрь машины, вытащил коричневую сумку, которая, казалось, была чем-то наполнена. Затем Муррей выпрямился и махнул рукой белесому хиппи, чтобы тот шел к крытому павильончику, где они могли бы укрыться от дождя и пересчитать деньги.
Я наблюдала за Муреем, идущим к павильончику, со спины. Другой участник действия стоял лицом ко мне, и сквозь струи дождя можно было видеть его неясные очертания. Затем я увидела, как Муррей засунул руку в сумку, будто собираясь передать деньги юнцу. В следующий момент прозвучали три слабых хлопка, и юноша упал на землю. Никто, кроме меня, не мог видеть происходящего в павильоне, а Муррей спокойной, размеренной походкой вернулся к нашей машине, по дороге запихнул что-то в карман. Он сел в машину, мы поехали и стали отъезжать от кладбища. Я все еще сидела на заднем сиденье.
«Боже мой, Муррей, что ты сделал?» – спросила я.
Как обычно, он ответил: «Не волнуйся». – «Но как мне не волноваться? – спросила я. – Муррей, ты только что выстрелил в человека три раза. Я слышала – ты стрелял в него из пистолета с глушителем. Это пистолет лежал у тебя в сумке?» – продолжала я спрашивать по дороге в Нью-Йорк.
Наконец, я доконала Муррея: «Малыш, мы не пользуемся полумерами против подонков вроде этих. Какое право они имеют шантажировать работящих девчонок вроде тебя?» – «Но, Муррей, ты так и не вернул фотографии», – упрекнула его я. Весь оставшийся путь до города он не сказал ни слова, кроме: «Не беспокойся. Я доставлю тебе их завтра». Но перед глазами у меня стояла картина: фигура молодого парня медленно обмякает и падает в павильоне.
Да, он был доходягой, побродяжкой. Но я видела его мертвым. Это ужасно. Он был убит за три несчастные карточки. Чувство вины подталкивало меня к дальнейшим расспросам. «Муррей, пожалуйста, расскажи мне, что же произойдет после нашего отъезда?»
Наконец он раскололся: «Этот тип на переднем сиденье не видел и не слышал, как я пристрелил малого из-за глушителя на пистолете. Сегодня надо сделать еще много дел. Я должен еще избавиться от пушки».
«А что с тем, вторым, что остался в машине?» – спросила я. Я все еще волновалась о том, как вернуть фотографии.
«О нем тоже позаботятся», – сказал Муррей, глядя через ветровое стекло на мокрую улицу. «Его тоже убьют?» Я старалась, чтобы мой голос не сорвался от волнения.
«Примерно так, – обронил Муррей. – Два моих парня прятались за стеной кладбища. – Он резко рассмеялся. – Эти золотари не могли подыскать лучшего места для меня и моих ребят. Примерно через десять или пятнадцать минут этот жирный слизняк с переднего сиденья начнет беспокоиться, куда запропастился его приятель-наркоман, и когда он пойдет посмотреть…» Снова сухой смешок Муррея.
«Когда он увидит своего дружка, лежащим в павильоне, два моих парня возьмут его в оборот. А что произойдет после этого, я расскажу тебе завтра».
Без пяти девять Муррей оставил меня перед подъездом моего дома и сказал, что мы встретимся завтра. Телефон зазвонил в тот момент, когда я входила в квартиру. Это звонил мой канадский юрист, чтобы уточнить место нашего девятичасового рандеву. Только что я пережила самые тяжелые. минуты в своей жизни, а этот юрист был в игривом и легкомысленном настроении. Он говорил что-то вроде: «Эй, как твои дела? Приятно встретиться. Привет от стокброкера», – и все такое. А я едва могла ворочать языком.
Мы пошли в китайский ресторан в Чайнатауне. Там я разбила две тарелки прежде, чем смогла донести до рта пол-ложки супа.
Наконец я сказала парню: «Слушай, у меня шоковое состояние из-за дела, о котором я тебе не могу рассказать. Отведи меня в отель. Трахни. Делай все, что хочешь, но только не отвози меня одну домой. Я боюсь возвращаться туда. Я даже завтра пошлю к черту свою работу в офисе».
Кое-что я ему все-таки рассказала, не все, конечно. Он оказался славным малым, забрал меня с собой в номер и трахал там всю ночь и даже дал утром сто долларов, несмотря на то, что впервые в жизни я лежала в постели, как египетская мумия.
На следующее утро в одиннадцать часов юрист подбросил меня до дома, и я собиралась идти в квартиру, как вдруг увидела Муррея в кабине автофургона. На его лице играла широкая улыбка, а в руках он держал конверт. Я подбежала к нему, и он неспешно вынул фотографии – все снимки, которые Мак украл у меня в тот злополучный день.
«Муррей, – сказала я. – Поднимайся ко мне и расскажи все, что произошло». Тот согласился. Мы вошли в мою квартиру, и за чашкой кофе он рассказал мне все.
Сразу после того, как мы расстались, он занялся уничтожением основной улики – пистолета. Тем временем два других мафиози схватили Мака на кладбище в тот момент, когда он склонился над безжизненным телом юного наркомана.
«Слушай, приятель, – сказали они, – если ты не покажешь место, где спрятаны снимки девушки, с тобой произойдет то же, что и с твоим дружком здесь. Дошло?»
Мака посадили в машину, и он привез их в дешевую квартиру в Квинс. Парни Муррея обнаружили в ней тысячи порнофотографий девушек, которых они шантажировали последний год или два.
Приятели Муррея знали, как я выгляжу, а Мак был так напуган убийством своего напарника, что отдал им мои снимки немедленно.
Но Муррею и его ребятам из мафии было недостаточно этого. Эти шантажисты работали без того, что можно назвать лицензией, разрешением от крестного отца в Квинс. Поэтому гангстеры заставили Мака рассказать, кто руководит ими, и тот был так страшно напуган, что сдал своего патрона. «Ну ладно, это юрист из Бруклина», – сказал он.
Мак привел их к юристу, а затем костоломы Муррея схватили того тоже, и таким образом вся группа была «нейтрализована». Два мафиози с Мурреем в один вечер укокошили троих.
Это то, что рассказал мне Муррей, и я ясно осознала, что должна компенсировать «услуги» этих ребят. Но, по крайней мере, это должно быть меньше пяти тысяч монет.
Но в тот момент я была такой идиоткой и тупицей, что после его рассказа и после того, как он вернул мои снимки, я заявила: «Муррей, я не могу видеть эти фотографии в моем доме больше. Они мне не нужны. Пожалуйста, уничтожь их». Поэтому в тот момент он не потребовал от меня деньги. Но впоследствии он все-таки вытянул из меня две тысячи долларов за оказанную помощь.
И конечно же, это был не последний раз, когда мне пришлось встречаться с Мурреем. Через несколько недель он заглянул ко мне и сказал, что я должна вложить свои деньги в одно дело. Эти деньги вернутся через пару месяцев.
Было ясно, что он не спрашивал меня, хочу ли я вложить деньги, он говорил, что я должна их вложить. К тому времени я уже оставила свою работу в ООН и зарабатывала деньги как профессиональная проститутка, поэтому смогла дать Муррею требуемые две тысячи долларов. Он заявил, что вложит их в прибыльное дело, которое даст от пяти до десяти процентов в неделю, и, конечно, вернет их в короткий срок. Как дурочка, я позволила себе забыть, с кем имею дело, что этот человек связан с массой опасных людей и что у него, хотя он и помог мне, к тому же скверный характер.