Он стоял перед письменным столом, а в зеркале чей-то глаз рассматривал его из-за сдвинутых пальцев. Это был дикий взгляд за сверкающей линзой очков, но он казался его собственным.
...Для пробы он отвел руку...
Зеркало показывало больше, чем он ожидал. Келвин надеялся, что он не спятил. Шан носил белые сапоги из сверкающего пластика. Между сапогами и тюрбаном на нем не было ничего, кроме маленькой набедренной повязки, также из белого пластика. Тонкая, но вполне реальная фигура. Достаточно реальная, чтобы возникнуть в комнате отеля. Кожа еще белее, чем тюрбан, а на каждой руке по семь пальцев. Всё, как и должно быть.
Келвин резко повернулся назад, но Шан знал, что делает. Темное окно отражало достаточно, чтобы разглядеть тонкую фигуру в набедренной повязке. Открытые ноги Шана выглядели еще ужаснее, чем руки. И гладкий абажур лампы отражал маленькое искаженное лицо — не лицо Келвина.
Келвин нашел угол без отражающих поверхностей и забился в него, закрыв лицо руками. Он всё еще держал гладкий ящичек.
«Ну, хватит, — с горечью подумал он. — Всё имеет свою оборотную сторону. Что толку будет в этом аппарате, если Шан начнет появляться каждый день?. Может, я все-таки помешался? Надеюсь».
Что может случиться, если Келвин так и будет прятать лицо между ладонями? Худшим из зол был Шан, который почему-то казался Келвину давно и хорошо знакомым. Почему? В одно мгновение Келвин отказался от доброй дюжины возможностей: от перевоплощения до феномена уже виденного. Но всё же...
Он взглянул на Шана в тот миг, когда Шан достал странный жезлообразный механизм и направил его на Келвина, как ружье. Этот жест мгновенно определил решение Келвина. Он должен был что-то сделать и побыстрее. И сконцентрировавшись на проблеме: я хочу выйти! — он нажал кнопку. В то же мгновение забытый способ телепортации стал ясен ему. Другие — а были и такие — тоже.
«Запахи, — думал кто-то, — прибавляются к...» — для этого уже не было сходного понятия, только потрясающий, кружащий голову зрительно-слуховой мысленный образ. Кто-то, по имени Три Миллиона и Девяносто Два с Бантиком, писал новый шедевр и предвкушал настоящую сенсацию от зрелища облизывания 24-долларовой бумажки и приклеивания ее к почтовой открытке. Но главным в мыслях человека из будущего был приказ думать о методе телепортации, и, как только Келвин возвратился назад в свой мозг, он немедленно использовал этот метод...
Он падал в пустоту.
Ледяная вода тяжело обрушилась на него. Чудесным образом он не выронил гладкий ящичек. Звезды на небе, фосфоресцирующее сияние темного моря — всё кружилось у него перед глазами. Затем соленая вода обожгла его легкие.
Келвин никогда не учился плавать. Когда он снова надолго погрузился в воду, захлебываясь от собственного крика, он буквально ухватился за ту вошедшую в пословицу соломинку, которую он держал в руках. Его пальцы судорожно надавили на кнопку. Не было нужды концентрироваться на проблеме: он не мог думать ни о чем другом.
Ментальный хаос, фантастические картины — и ответ.
Пузыри воды поднялись вверх по его лицу. Он чувствовал их легкие прикосновения, но не мог увидеть. Всё вокруг жадно давило на него ужасным холодом соленой воды.
Зато теперь он знал этот метод и понял, как он работает. Он настраивал свою мысль по линиям, которые отмечал человек из будущего. Что-либо случалось. Излучение — это было ближайшее сходное понятие — выталкивало его сознание из тела, с которым после этого можно было делать всё, что угодно. Клетки его тела приспосабливали себя...