Женщина отвернулась, шмыгнула носом, вытерла предательские слёзы. Потом повернулась к собеседнику, досказала о своей давнишней беде:
- Бабка-шептунья одна исцелиться помогла, да молитвы мои бессонные Господь услышал... Вот, тогда я и дала себе обет, что ни помыслом, ни делом никогда не забижу кровинку мою, слова худого никогда не скажу, поперёк ничего не сделаю... Лишь бы под крылом матеревым окреп, соколик мой... А так ништо, ништо... Счастливая я, дохтур, верно говорю вам...
Женщина поклонилась, собираясь уходить, мелким крестом машинально перекрестилась на портрет генсека, не найдя ничего лучшего. И уже выйдя в коридор, с лицом, полным кротости, досказала:
- А он хороший, хороший он, Колинька-от, дохтур, вы чего там не подумайте. Дело молодое, им надо, а пущай... а я туточки пообыклась. Хорошо тут, по воду ходить не надо, ни дрова рубить, опять же... всё упорядится... упорядится всё... Ништо, ништо...