Ей все еще не верилось, что все это происходит на самом деле. Неужели она когда-то была холодной и безразличной к плотским утехам? Да, была, и ее брак тому пример. Но появилась другая, абсолютно новая Мэри-Бет, которая искренне наслаждалась происходящим между мужчиной и женщиной.
Огонь страсти, разожженный Винченцо, до сих пор не погас. Время от времени он затухал, но искры желания продолжали тлеть в ее теле, и достаточно малейшего повода, чтобы они вспыхнули ярким пламенем.
Мэри-Бет порадовалась бы избавлению от комплексов, да только опасалась впасть в другую крайность. Ей не хотелось превратиться в нимфоманку, бегающую за каждым мужчиной.
— Что за грустные мысли с утра пораньше?
Мэри-Бет повернулась и замерла от очередного взрыва желания. В любом виде — обнаженный или полностью одетый — Винченцо будоражил ее чувства.
— Когда ты уезжаешь? — выпалила она первое, что пришло в голову.
— Ты меня выгоняешь?!
Винченцо ошарашено взирал на женщину, с которой провел удивительную ночь. Неужели она не может дождаться, когда он уйдет?
— Нет! Я… — Мэри-Бет была так потрясена его предположением, что ничего не сумела сказать в свое оправдание.
— Что ты? — Винченцо подозрительно смотрел на девушку. Ее искренне изумление смягчило гнев, однако он желал услышать объяснение.
— Я имела в виду, когда ты уезжаешь из Нью-Йорка. Мне хотелось знать, сколько у нас осталось времени.
— Понятно. Мы думали уехать в понедельник. Ник сумел устроить выступление в Монреале в следующую субботу, а через неделю мы выступаем в Бостоне. И на этом наше турне заканчивается.
— Заканчивается? — потеряно прошептала Мэри-Бет.
Ей казалось, будто он сообщил, что заканчиваются их отношения. Да ведь еще непонятно, существуют ли они, их отношения, или все завершится этим же утром.
— Да.
— Значит, ты уезжаешь завтра?
— Думаю, мне удастся поменять билеты на вторник. Или среду. — Увидев надежду в глазах Мэри-Бет, Винченцо едва не сказал о четверге, но вовремя спохватился. Он мог отложить отъезд лишь до среды, но даже ради этого придется выдержать нелегкую битву с Ником.
Да, судьба предоставила им так мало времени, однако в Мэри-Бет вновь проснулся оптимист, напомнивший, что до среды еще три дня. Три дня и три ночи блаженства. И нужно быть благодарной за подобные милости.
— И какие у тебя планы?
— Сначала, я хотел бы тебя поцеловать.
— Неужели?!
— Да, — кивнул Винченцо и сразу перешел к делу.
Он подошел к ней, помог встать, прижал Мэри-Бет к себе и впился в ее губы.
Этот поцелуй обещал бездну новых наслаждений. И Мэри-Бет удивилась, когда все вдруг закончилось.
— А теперь завтрак, — жизнерадостно объявил Винченцо.
Мэри-Бет ошеломленно наблюдала, как он налил себе кофе, преспокойненько уселся на свободный стул и приступил к завтраку. Как будто этого умопомрачительного поцелуя не было вовсе!
Словно подкошенная, Мэри-Бет рухнула на стул. Ей кусок в горло не лез, а мужчина энергично поглощал крекеры и сыр, запивая их горячим кофе. Оцепенение постепенно отступило, и она заинтересовалась новым для себя блюдом. Следуя примеру Винченцо, положила толстый кусочек сыра между двумя крекерами и осторожно откусила, прожевала и глотнула. Необычно.
— Вкусно, — сказала Мэри-Бет, а в ответ услышала лишь неразборчивое бормотание.
Через несколько минут на столе не осталось ни крошки — ни сыра, ни крекеров.
И тогда Винченцо сказал:
— Пора собираться.
— Уже?
— Хочу вернуться в гостиницу до того, как Колетт и остальные объявят поисковую операцию.
— Так позвони им.
— Все равно нужно ехать. Не могу же я появиться у твоего брата в мятой одежде.
— Ленч, — простонала Мэри-Бет.
— Поскольку я уже знаю, куда ехать, давай встретимся на месте. Я привезу всю компанию.
Гл. 13
Ленч прошел без осложнений.
Это было удивительно, учитывая, что за столом присутствовали мегера Колетт и диктатор Саймон, но они на время усмирили свои худшие черты характера.
Под легкие шутки и веселые рассказы гости энергично поглощали сначала суп из щавеля с хрустящими булочками, а потом и салат из курицы и ананаса. Поданное на десерт миндальное парфе вызвало бурю одобрения со стороны сладкоежек. Среди тех, кто восхвалял кулинарные способности хозяина дома, особо выделились голоса Моники, Мэри-Бет и Ника.
Потом оживленная компания перешла в музыкальную комнату, и Моника сыграла «Лунную сонату» Бетховена. Когда последний аккорд растворился в почтительном молчании слушателей, юная пианистка с надеждой посмотрела на Винченцо Бальдуччи. Конечно, о ее таланте твердили и родственники, и преподаватель, но девочке хотелось услышать мнение своего кумира.
— Что ж, — произнес Винченцо, вставая и направляясь к роялю, — ты удивила меня, Моника. Для своего возраста ты играешь необычайно хорошо. Если же оценивать игру в целом, то были некоторые огрехи.
— Понятно.
Моника старалась не расплакаться: великий пианист не оценил ее игру.
— Эй, не унывай, — воскликнул Винченцо. — В твоей технике нет ничего такого, что нельзя исправить продолжительными тренировками. Или ты думаешь, я только сел за рояль, и у меня все сразу получилось?
— А разве нет?
— Мы тренировались часами. Вито, скажи!
— Да, мать безжалостно нас гоняла.
— Если ты хочешь достичь чего-то в мире музыки, тебе придется позабыть о свободном времени, потому что у тебя его не останется. А теперь давай разберемся, где можно было сыграть по-другому.
Винченцо сел рядом с Моникой и приступил к преподавательской работе: он показывал нужное место на нотном ряде, объяснял, в чем она ошиблась, а потом играл правильный вариант.
Вскоре Моника пожаловалась, что у нее не получается «Одиннадцатая соната» Моцарта. Винченцо любезно исполнил это произведение, позволив девочке вблизи наблюдать за игрой профессионала. Потом Моника попыталась его сыграть самостоятельно.
Когда музыка смолкла, Винченцо сначала похвалил юную пианистку, а потом указал на парочку ошибок. Глядя на их склоненные головы, Мэри-Бет размышляла о том, каким замечательным отцом мог бы стать Винченцо. Или уже стал?
Оказывается, она так мало знала о жизни своего любовника, а неуемное желание узнать хоть что-то личное убивало ее. Значит, придется порыться в Интернете.