Когда Рыбакову показалось, что книга готова, он нашел в справочнике адрес Детского издательства, направился туда и вошел в комнату, на дверях которой висела табличка: «Приключенческая литература». За столом сидела молодая женщина, а вокруг нее от пола до потолка высились шкафы, набитые папками. «Это все рукописи? Это все „самотек“?» — спросил вошедший, поняв, как плохи его дела. Но, видимо, что-то тронуло редактора: потертая шинель, стертые сапоги. Было видно, что нужда уже взяла этого человека за горло. «Я покажу вашу рукопись заведующему редакцией, так будет быстрее». Это были именно те слова и тот момент, когда судьба повернулась к бывшему майору своим светлым ликом и предрекла в будущем успех. И все редакторы, которые потом читали рукопись «Кортика», говорили: «Конечно, он не умеет писать, но что-то в нем есть. Надо с ним поработать!»
— Вот так я стал писателем, — улыбается Рыбаков. Смех, аплодисменты, принимали восторженно.
— Мы не можем сразу с вами расстаться, — сказал ему руководитель русского отделения Франк Мюллер, — давайте хоть поужинаем вместе.
И они с Дианой повели нас в китайский ресторан.
В субботу нам звонят Наврозовы: мой двоюродный брат Лева и его жена Муза. Они живут в Америке с 1971 года. Голос у Музы расстроенный: «Танька, у меня забарахлил мотор в машине. Сегодня я бы хотела, чтобы вы пообедали у нас. А на завтра я договорилась с моими друзьями Бертой и Сашей Скавронскими, они заедут за вами в одиннадцать часов и покажут вам Нью-Йорк».
Скажу сразу: Берта и Саша Скавронские стали и нашими близкими друзьями.
11 сентября 2001 года. Я сижу перед телевизором в московской квартире, смотрю, заливаясь слезами, как рушатся башни-близнецы Всемирного торгового центра, как выпрыгивают из окон люди, кто поодиночке, кто взявшись за руки, и сквозь слезы, как в тумане, встает в моей памяти тот ясный апрельский день 1986 года, когда Скавронские везут нас по городу к этим башням. На скоростном лифте поднимаемся на верхний этаж, приникаем к окнам — внизу расстилается Нью-Йорк.
— Чудо, — говорит Толя. Мощь этого города волнует его. — Давайте не будем торопиться, — просит он нас. Мы и не торопимся, отойти от окон и у самих нет сил.
Йельский университет. Город Нью-Хэвен. Зал небольшой, но есть пустые места.
Сразу же вопрос: каково сейчас положение в вашей стране? Об этом и идет разговор. Время от времени Толин рассказ прерывается репликами двух профессоров. Тон крайне недоброжелательный. Рыбаков отвечает резко, продолжая отстаивать свою точку зрения. Слушают его напряженно. Неожиданно раздается несколько хлопков, затем и весь зал начинает аплодировать. Но у Толи все равно настроение испорчено.
Шестнадцатое апреля. Филадельфия. Пенсильванский университет. Мы гости профессоров Маши Дэвидсон и Эллиотта Моссмана.
Рыбаков снова весел, снова в ударе. Лекция проходит очень удачно. Обедаем в роскошном клубе. Там Эллиотт протягивает Рыбакову книгу с дарственной надписью, которую он составил из переписки Бориса Пастернака с Ольгой Фрейденберг, двоюродной сестрой поэта, там же и комментарии Моссмана. В 1986 году этот подарок — сокровище. Никто и подумать не мог, что через несколько лет эта книга выйдет в России.
Оставляем Толю отдохнуть, а мне Эллиотт предлагает посмотреть их знаменитую художественную галерею.
Неожиданный для меня темный Матисс, с удовольствием смотрю на «Портрет старой женщины» Пикассо, на «Женщину с ребенком» Ван Гога в зеленых тонах, на «Больших купальщиц» Сезанна, на портреты Модильяни.
Возвращаемся за Толей, и Эллиотт везет нас в Брин Мор колледж, где, кстати, преподает правнук Дениса Давыдова — Сергей. Знакомясь с нами, он сказал: «Мне звонили из Йеля, чрезвычайно хвалили вашу лекцию». — «Хвалили? А почему же тогда нападали на меня?» — «Одно другому не мешает. А вас ожидает сюрприз». И смотрит на входную дверь. В дверях стоит высокая, подтянутая, спортивная пара — Женя и Роберт Такеры. Узнав, что Рыбаков выступает в Брин Море, они сели в машину и под проливным дождем двинули в нашу сторону. Дорога заняла около трех часов.
Встаем, идем им навстречу. Роберт — вылитый наш поэт Межиров, тоже голубоглазый, поставь их рядом, скажут — братья.
У Жени высокий выпуклый лоб, как у мадонн на картинах эпохи Возрождения, глаза широко расставлены — лицо, притягивающее к себе внимание.