День рождения
14 октября обведено у меня в дневнике красным фломастером. В тот день Рыбаков начал работать над «Детьми Арбата» с редактором Татьяной Аркадьевной Смолянской. В «Дружбе народов» он должен быть к часу дня.
А утром мне привезли маленького Тему: заболела нянька. Даня ходит в школу, определили его на продленный день, спрашивается: куда девать второго?! К нам, в Переделкино, естественно!
Хватаюсь за пылесос: Рыбаков не любит, когда я затеваю уборку при нем.
— Прислушивайся к телефону, — прошу Тему, — вдруг Толя позвонит?
Через полчаса он подбегает ко мне:
— Таня, к нам кто-то приехал.
Выключаю пылесос, смотрю: Серж Шмеман из «Нью-Йорк Таймса» входит с женой в калитку. Вот кого из западных корреспондентов КГБ ненавидел больше всех. Слишком нелицеприятными были его статьи и репортажи.
Пою их чаем, рассказываю наши новости. Повторяю слова Рыбакова о редколлегии: «Это был антисталинский митинг». О брифинге, где выступал Бурлацкий, Серж не слышал. Очень заинтересовался. Попросил разрешения приехать назавтра взять у Толи интервью.
— Конечно, — говорю, — но лучше утром. Анатолий может уехать к часу дня в Москву. Я еще не знаю его планов, он мне пока не звонил. (Забегу вперед: 26 октября в «Нью-Йорк Таймсе» был опубликован репортаж Шмемана «Москва ожидает взрыва литературной бомбы».)
То, что Толя не звонит, тревожит меня: что там происходит в редакции? Все ли спокойно?
Наконец слышу родной голос: очень доволен, прошли две начальные главы без единого замечания. Позвал Наташу Иванову пообедать в ресторане.
Через пятнадцать минут звонит мне Наташа: «Таня, Анатолий Наумович посмотрел меню: есть раки. Купить?» — «Обязательно! И побольше. И, пожалуйста, Наташа, напомните ему: я просила привезти мне два блока сигарет».
Раки — моя слабость. Тянется это с детства, когда учил меня их есть мой отец…
Помню, Винокуров приносит мне раков из ресторана Дома литераторов. Мы еще живем на улице Фурманова, ставлю тарелки на стол. Кладу Жене четыре рака, Ирочке — четыре, все остальное придвигаю к себе.
— Моя мама очень добрая, — сообщает пятилетняя Ира знакомым, — она жадная только на раки.
Вот Саша, мой зять, звонит из автомата, возвращаясь с работы: «Татьяна Марковна, в гастрономе на Калужской есть раки. Купить?» У меня один ответ: «Обязательно! И побольше!»
И еще вспоминается эпизод. Мой день рождения. На белой скатерти большое блюдо с красными раками. Сама варила. Кое-где в клешнях застряли веточки укропа. Пиво в холодильнике.
Мы с Анютой расставляем посуду, наводим последний блеск. На магнитофоне крутится пленка с песнями Галича.
«Облака плывут, облака…»
Анюта моя застывает с ножами и вилками в руках.
— Танюшка, объясни мне, — просит, — чевой-то они плывут в этот Абакан?
— Да это память того человека, — говорю, — летит туда, где протрубил он в лагерях двадцать лет. Послушай еще раз.
— Поняла? — смотрю на нее.
— Ужасть, ужасть, — качает горестно головой, — что делали с людьми! — И без всякого перехода: — А тот, что поет, придет сегодня?
— Придет…
И вот звонок в дверь. Открываю. Галичи стоят на пороге. У Александра Аркадьевича (никогда не называла его Сашей — разница в возрасте) в руках гитара. У Ангелины — роскошный букет из белых гладиолусов.
В какие-то годы мы были очень дружны. Ходили вместе на кинофестивали в Дом литераторов, брали путевки в Малеевку на одни и те же сроки, просто созванивались, чтобы повидаться и поужинать вместе…
На следующее утро Анюта мне про Галичей: «Красивые, элегантные… А жена-то его, как села рядом с Женей, так и не сдвинулась с места».
— Правильно сделала.
Ангелина обожала Винокурова. Говорила, что никогда не встречала такого умного, такого интересного собеседника. Могла слушать его часами.
Включаю снова пылесос: тороплюсь все закончить до приезда Толи.
А он тут как тут. Распахивает ногой дверь — руки заняты свертками. Выкладывает на стол пакет с раками, сигареты, две плитки шоколада для Темы.
— Миленькая моя, — говорит, — вы с Темой стоили мне тридцать пять рублей.
— Как тридцать пять? Только за сигареты ты должен был выложить тридцатку! А шоколад, а раки?! Официантка ошиблась в счете, ей придется заплатить из своего кармана.