Мы уже знаем, кто такой Дэн Разер: прочли его биографию в «Огоньке». Опрос общественного мнения показал, что он признан самым уважаемым ведущим, ему доверяют большинство американцев. Вел репортажи из Вьетнама, Африки, занимался расследованием убийств Кеннеди, Мартина Лютера Кинга, Анвара Садата. За серию репортажей об «Уотергейте» был награжден почетной премией «Эмми». Каждый вечер выпуск новостей, которые готовит и ведет Дэн Разер, смотрят семнадцать миллионов американцев.
В группе, с которой он приехал в Переделкино, девять человек, включая его жену. Не пошла со мной в кабинет: не хочет мешать, осталась сидеть на террасе вместе с ассистенткой режиссера. А мне хочется послушать, что говорит Рыбаков.
Захожу в тот момент, когда Толя отчитывает Разера:
— Вы странные люди. Ко мне приезжали американские писатели. Мы говорили о литературе. Я не спрашивал их, почему продолжаются атомные взрывы в Неваде, почему так-то выступил Рейган и так-то выступил Шульц. А вы, корреспонденты, обязательно спрашиваете: почему наше правительство не отпускает евреев? Лично я отпустил бы всех. Но я сижу в Переделкино, пишу и не могу отвечать за действия своего правительства. Повторяю: лично я отпустил бы всех, считаю, что каждый человек должен жить там, где он хочет.
— Вы правы, — сказал Разер, — но я опрашивал прохожих на улице, все относятся к отъезжающим с неприязнью.
— Далеко не все! Я объясню, почему многие русские психологически настроены против отъезжающих. Америка — страна эмигрантов. Передвижение в крови. Каждый американец или сам эмигрант, или его предки эмигранты. Россия же — укоренившаяся страна, отражала нападение татар и монголов с Востока, шведов, французов, немцев — с Запада. Привыкла обороняться. Поэтому каждый отъезжающий воспринимается как дезертир. Но перемены, которые происходят сейчас в стране, внушают надежду, что и наши люди смогут ездить куда угодно и жить где угодно.
Выходим в лес. Оператор-мулат просит Рыбакова открыть калитку, закрыть калитку, еще раз, пожалуйста, еще раз. Возвращаемся в дом. Оператор снова снимает книжную полку с «Тяжелым песком», изданным в разных странах, фотографии на стенах: дедушка, мать, сестра Рая, трехлетняя Маша, старший сын Алик, младший — Алеша, Рыбаков студент, с бородой в Сибири — после тюрьмы, осунувшееся лицо, гимнастерка — это Сталинград, Рыбаков — майор, 1945 год, победа. И, наконец, наша фотография — Гарвард, стоим, взявшись за руки, апрель 1986 года.
Интервью закончено. Последний вопрос у Разера, уже не в микрофон, просто из интереса: «Член ли партии Анатолий?» — «Я-а?»
(Тут надо сказать, что Рыбаков по-разному произносил это местоимение. Спокойное «я» в быту, например, «я почитаю немного». Но когда вопрос вызывает у него недоумение или чем-то ему не нравится, «я» растягивается и голос поднимается вверх.)
— Я-а? Нет. Никогда не был членом партии!
Режиссер у Разера, Андрей, свободно говорит по-русски: бабушка и дедушка из Киева. «Что ты спрашиваешь? — обращается к Разеру. — Конечно, нет! Это же одинокий орел!»
Время ланча. На столе сыр, печенье, кофе с мороженым. Удивляются: «Вкусно!» Никогда не пили раньше кофе с мороженым. От нас едут к Коротичу. Передача будет называться «Семь дней в мае».
Смотрим фрагменты из нее 2 августа в «Международной панораме». Ведет ее Геннадий Герасимов. Его выпусков никто не пропускает: не ругает Америку, не приспосабливается, не лжет, как другие. Звонит нам: «Разрушим стену умалчивания, Анатолий Наумович!» Знает, что на телевидении все съемки Рыбакова кладут на полку. Не пропускает начальство — слишком остро. Герасимов хвалит передачу Разера. Ельцину, Коротичу и Рыбакову Разер отвел по 25 минут. Сюжет из Переделкино был включен в передачу Герасимова полностью.
В тот же день приезжает корреспондент французского журнала «Либерасьон». Ему известно, что в начале мая будущего года будет презентация «Детей Арбата» в Америке, в сентябре — в Англии, Италии, Франции, в Западной Германии и Голландии. Спрашивает: «Как чувствует себя человек, который считается сейчас таким знаменитым?» — «Да мне некогда задумываться над этим, — отвечает Толя. — Я работаю, Таня работает, живем так, как жили два года назад, когда не было никаких шансов опубликовать роман».
А как именно живем, вы уже знаете.