Потом меня интересует „мари-культура“ — разведение в искусственных условиях морских животных и моллюсков. Достигли ли вы такого же уровня, как и в Японии, или отстаете?» — «До Японии нам далеко, о „мари-культуре“ у нас лучше материал не делать. Мы только начинаем. Получится убого». — «Хорошо, вычеркну. И последнее: мне нужен телефон секции поэзии в вашем Союзе писателей. Хочу сделать подборку стихов владивостокских поэтов на целый разворот. Все, Люсечка, я кончила. Теперь ваши просьбы».
Мы с Люсей больше пятнадцати лет работаем вместе. Дружим, любим друг друга, но как пошло с первого дня на «вы», так и продолжается. На нас смотрят с удивлением. Мы пробуем перейти на «ты» и тут же опять сбиваемся на «вы». Уже бросили все попытки.
У Люси свои дела — музыка. Наш коллега что-то ей диктует, что-то они обсуждают, я ухожу звонить Щетининой.
Представляюсь, прошу дать интервью. Она категорически отказывается. «С таким настроением, как у меня, интервью не дают». Пытаюсь пошутить: «Да я только ради вас, можно сказать, летела во Владивосток…» — «Значит, прилети те в другой раз, когда жизнь у нас в стране изменится…» Понятно… Прощаемся.
Еду в микроавтобусе в Находку. Снимаю номер в гостинице, жду там Люсю. Ничего красивее, чем дорога из Владивостока в Находку, я в жизни не видела. Думаю, сколько туристов мечтали бы сюда приехать. Я — первая. Незнакомый молодой человек в нашем микроавтобусе видит восторг на моем лице, заводит разговор: «Нравится?» — «У меня просто нет слов, — говорю. — А сколько роскошных отелей здесь можно было бы понастроить, это же миллионные деньги для страны». — «К сожалению, нельзя, — говорит мой попутчик. — Эти прекрасные леса стоят на болоте. Представляете, сколько денег надо ухлопать, чтобы осушить болота?»
С училищем в Находке не получилось: человек, который мне нужен, в отпуске.
Но зато очень приятной была встреча с поэтами во Владивостоке. Я отобрала замечательные стихи. «Этими стихами, — сказала им, — вы утрете нос москвичам». Радуюсь за них, талантливые ребята. «К тому же, — говорю, — мы хорошо платим». — «Кстати, это, очень даже кстати», — радуются они и потирают руки.
А следующие два дня мы свободны — суббота, воскресенье. Наш коллега разработал замечательный план. На катере мы едем до знаменитого владивостокского заповедника, там у них обедаем, а затем возвращаемся в город. Но главное в его плане — он взял, возможно, у себя дома для нас с Люсей две удочки: будет нас учить ловить рыбу.
На палубе стоит два ведра. С нами едет и представитель райкома партии, он как бы наш куратор: «Как же, гости из Москвы!» В его ведро сбрасывают с удочек крупную рыбу, а мелкая рыба идет в ведро для команды катера. Мы с Люсей переглядываемся: позор!
— Ну что, попробуем, — улыбается наш коллега, приятный, неглупый, улыбчивый парень, насаживает на крючок червяка, дает Люсе удочку, она забрасывает ее в залив и тут же кричит: «Дергает!» — «Вытаскивайте!» Молодой бычок бьется на крючке. Я следующая. У меня — камбала!
В заповеднике среди молодых ученых было весело и непринужденно… Все знают наш журнал, любят его, но ничто не могло сравниться по удовольствию с ловлей рыбы. Смеемся: «Выходит, не зря прожили жизнь!»
В последний день во Владивостоке мы с Люсей званы в гости к Саше Авдеенко, корреспонденту «Известий», и его фотокору. На столе водка, помидоры, огурцы, хлеб и мелкая копченая рыбешка.
Наши комнаты наискосок друг от друга. Мы оставляем у себя дверь полуоткрытой — может звонить Рыбаков. Звонок! Я бегу к телефону: «Толечка, завтра вылетаем. В Москве будем в середине следующего дня. Все твои, наверное, на даче, так что звони мне на работу сам. Хочешь, чтобы я тебе позвонила из Внукова? А… А… А… — заикаюсь. — А как же твои? Хорошо, хорошо, позвоню. Договорились. Целую».
Возвращаюсь к Авдеенко. Только выпиваем по первой рюмке — стук в дверь: «К вам можно?»
Входит молодой японец, высокий, красивый, с умным лицом, японцы в Находке строят терминал. «Кто же такую рыбу ест? Посмотрите, какую рыбу я вам принес». У него действительно рыба так рыба.
Его русский язык нас поражает. «Хотите, буду говорить с московским акцентом? Карова, малако. Хотите, с вологодским: корова, молоко». Сидим, выпиваем, беседуем…
У себя в номере я Люсе говорю: «Штабс-капитан Рыбников. Не иначе».
В Хабаровске всех пересаживают в самолет, который летит в Москву. Только меня и Люсю по чему-то отводят в сторону, говорят: «А вы полетите завтра. У нас перегрузка самолета». — «Но почему именно нас вы оставляете, с нами летит оператор, у него все пленки, с которыми мы должны работать, зачем же нас разъединять?!» Начинаются уговоры: «Да что вы волнуетесь, девочки! Определим вас в самую лучшую гостиницу, посмотрите Хабаровск В гостиничном ресторане вас будут кормить бесплатно». По этой фразе мы догадываемся, что наши места отдали каким-то крупным чинам и борьба с ними бесполезна. А вообще-то чего плохого посмотреть Хабаровск?