«Вечером, подписывая бумаги, Сталин сказал Товстухе: — Зубного врача Липмана заменить другим. — И, подумав, добавил: — Из Кремлевской больницы уволить, но не трогать».
Добавлю: после того как «Дети Арбата» были опубликованы, доктор Липец снял свой псевдоним — Липман, под которым он действовал в романе, назвал свою настоящую фамилию и опубликовал несколько статей о том, как писатель Рыбаков брал у него интервью. Нам они так и не попались, но люди, которые их читали, говорили, что они были интересными и очень теплыми по отношению к Рыбакову.
«Метрополь»
Двадцать седьмого июня 1978 года Ирочку мою увезли в родильный дом и у нас с Толей появился внук Данила. Еду к своей дочке с цветами и запиской, нянечка все у меня забирает, несет к ней в палату, я сижу, жду ответа, а потом — скорее, скорее на электричку и самой короткой дорогой мимо дачи Ахмадулиной домой.
Белла окликает меня: «Зайди, у нас Аксеновы». Я забегаю и говорю: «Идемте к нам. Толя не дождется, когда я приеду. Уже выставил на стол коньяк, водку, все вина, что есть дома. Будем праздновать рождение внука! К тому же я вчера сварила борщ. Пошли!»
Толя слышит наши голоса, выходит за калитку. По его улыбке я понимаю: у него есть анекдот к случаю.
Под окном родильного дома стоит грузин. «Томико, — кричит он, — родила?» — «Родила…» — «Малчика?» — «Нет…» — «А кого?…»
Долго сидим, пьем коньяк, вино, едим борщ, но особого веселья не получается и расставаться не хочется. Каждый из нас понимает: над аксеновским альманахом «Метрополь», где было собрано буквально созвездие поэтов и прозаиков разных возрастов, воззрений и позиций, сгустились тучи. «Метрополь», как потом писал Толя в «Романе-воспоминании»: «Был первым отчаянным прорывом в бесцензурную печать, мужественной попыткой сбросить с литературы оковы государственно-партийного контроля, разорвать щупальца чудовищного, но уже начавшего издыхать спрута, утверждением права писать свободно. Недаром так перепугалось начальство. Не случайно устроило вселенскую проработку, привлекло к этому десятки литераторов. Пусть публично осудят отщепенцев!»
Толя встречает меня на платформе, я еду с работы. Несет мне зонтик: начал накрапывать дождь. И с места в карьер: «Миленькая моя, с квартирой у нас ничего не получится». Я молчу, не понимаю, почему вдруг.
Звонил ему, оказывается, Виталий Озеров, секретарь Союза, больше никто не решился, в том числе и Феликс Кузнецов.
— Толя, — говорит ему Озеров грустно (ох, эта их фальшивая грусть!), голос, как на похоронах, будто идет за гробом близкого человека, — Толя, мы уже выбрали с тобой путь, сворачивать поздно.
Эта фраза настолько меня поразила, что, придя домой, я тут же записала ее в дневник. «Какой общий путь? Озеров работал в ЦК, Толя никогда не был членом партии».
Озеров дальше: «Толя, мы тебя ни о чем не просим: просто почитай эту похабщину». Толя: «Авторы „Метрополя“ — мои друзья, и если я захочу прочитать этот сборник, то возьму его у них, а не у вас в Союзе. Я знаю, что это такое, когда вы просите почитать, это значит, что вы начинаете очередную кампанию. Предупреждаю тебя и скажи всем: я в этой кампании участвовать не буду. На моей памяти людей расстреливали, потом посмертно реабилитировали, исключали, потом вновь принимали. Вы думаете, если вы пообещали дать мне квартиру, значит, я у вас в ловушке?…»
— Молодец — говорю, — ты хорошо врезал ему. А он что?
— Пробурчал что-то вроде того: «Жалко, что ты, Толя, меня не понял».
А от Окуджавы мы уже знаем, что заканчивается строительство писательского дома на Астраханском, их уже внесли в списки, нас, конечно, там нет и не будет, теперь это уже абсолютно ясно, ну и бог с ними.
Через несколько дней в наш почтовый ящик бросают газету «Московский литератор». Всегда была паршивой газетенкой. На этот раз вся посвящена разгрому «Метрополя». Гнев, возмущение, требование расправы. Пишут те, кто послабее. А ведь попадаются среди них уважаемые имена — вот в чем беда. Такие вещи не стираются в памяти. Но один лелеет мечту поехать за границу, там должна ставиться его пьеса, другому надо издать однотомник, третьему — получить квартиру или просто ссуду в Литфонде. Разумно ли в такой ситуации отказать в просьбе секретариату? Большинство считают — нет, неразумно, и пишут в газету гневные письма.