— Хорошо, — соглашается Толя, — пиши отзыв, тем более я хочу позвонить Беляеву — надо что-то делать с романом, сколько можно ему еще лежать в столе!..
— Правильно, — одобряет Евтушенко, — звоните Беляеву, но предупреждаю вас, немногие согласятся писать вам письма, это ведь шаг, не угодный правительству. Кто-то и побоится. И мы с вами еще увидим — кто есть кто. У вас есть телефон Беляева? Я вам дам…
Беляев — бывший матрос торгового флота, переброшенный затем на работу в комсомол, ведал к тому времени сектором литературы в ЦК Его преимущество перед другими заключалось в том, что он знал английский язык и считался лингвистом. А над ним стоял некий Шауро, тот в ЦК ведал культурой. Говорили про него, что хорошо играет на балалайке…
Первая встреча с Беляевым состоялась у Толи 23 июля 1983 года. Толя сел за руль, желваки ходят на скулах, ехать ему в ЦК и разговаривать с Беляевым — смерть.
Муторно на душе и у меня, ничего не жду хорошего, не знаю, как убить время. Затеяла стирку — хоть руки будут заняты. Время от времени выскакиваю на дорогу, смотрю, не идет ли зеленый «Жигуленок», нет, не идет. И вдруг наконец появляется из-за угла, открываю ворота, открываю гараж, Толя ставит машину, поднимается на крыльцо. Лицо по-прежнему мрачное.
Как всегда, садится во главе нашего деревянного стола, я пристраиваюсь сбоку. По ритуалу он сразу начинает мне диктовать какой-либо важный разговор, пока тот свеж в памяти.
Но не хочется мне сразу начинать печатать.
— Подожди, — прошу его, — какое у тебя общее впечатление? Знает он о романе или нет?
— Скорее всего, знает. Первая часть, где были Сталин и арест Саши, лежала у Твардовского в «Новом мире», две вторые части лежали у Ананьева в «Октябре», уже там мог кто-то Беляеву стукнуть, не напечатали ведь, побоялись, сослались на ЦК, мол, только там могут решить судьбу романа.
«Если у вас 34-й год, — сказал мне Беляев, — то я догадываюсь, что у вас роман антисталинский». — «Безусловно», — говорю. И тут он мне заявляет прямо, что о Сталине будут публиковаться произведения, когда вымрет все поколение. «Какое поколение, — спрашиваю, — поколение Сталина или нынешнее поколение, вообще не жившее при Сталине? Уже тридцать лет прошло, как он умер».
Беляев уходит от этого вопроса и переводит разговор на Константина Симонова, у которого в книге (название не упоминается) была своя версия 1941 года. Три года Симонов не принимал поправки ЦК, писал Брежневу, ничего не помогло. И тогда, по словам Беляева, он принял их условия, и более того, предложил при Институте Маркса — Энгельса-Ленина — Сталина создать хранилище, где лежали бы непроходимые рукописи. (Капитан принял советы матроса.)
«Будьте уверены, Альберт Андреевич, — сказал я ему, — что на это кладбище мой роман никогда не попадет».
Чтобы покончить навсегда со всеми этими беляевыми и шауро и выбросить их напрочь из своей памяти, приведу второй разговор Рыбакова с Беляевым. Он был более резким и нелицеприятным. Рыбаков впрямую спросил Беляева — не боится ли он прослыть «душителем литературы»? Это происходило в декабре 1985 года на очередном съезде писателей РСФСР.
Запрещая Евтушенко говорить с трибуны о «Детях Арбата», Беляев назвал роман «антисоветским», что нам стало тут же известно. Однако разговор с Рыбаковым на следующий день он вел совсем в ином тоне: «Зачем вы собираете отзывы, Анатолий Наумович? Вам это не нужно, вы слишком большой писатель, вы — наша национальная гордость».
Редактирую эти страницы из дневника для «Романа-воспоминания». Вместо прежней ярости вызывают они у меня смех.
— Что смеешься? — кричит из своей комнаты Толя.
— Зайди ко мне, скажу. У вершителей наших судеб должны были все-таки сходиться концы с концами. Разве «национальная гордость» может писать «антисоветский роман»? Ну и умники. Смех просто.
Письма
Прохаживаемся по нашей улице — Ахмадулина с Мессерером, Евтушенко, мы с Толей, обсуждаем «Детей Арбата». Белла, гордо вскинув голову, заявляет: «Если я проснусь утром и увижу, что вышел журнал с Толиным романом, то скажу: „Значит, кончилась советская власть“».
Евтушенко: «А я, наоборот, скажу: советская власть укрепилась и торжествует!» При Белле рассказывает об их недавней ссоре с Аксеновым. Сюжет прост: Евтушенко был в Америке, искал продюсера для своего фильма. Там против него выступил со статьей Аксенов. Евтушенко обижен. «А вы, господин Евтушенко, — говорит Белла, — не ведите себя так, чтобы можно было что-то писать против вас. В Америке свободная пресса».