Окуджава: «Я познакомился с романом А. Рыбакова „Дети Арбата“ и считаю, что более яркого художественного памятника трудным и трагическим годам нашей жизни еще не было в отечественной литературе.
Роман Рыбакова — это горькая, правдивая, высокогуманная и крайне современная исповедь, это то, без чего сегодня уже нельзя развивать нашу литературу, лучшей стороной которой всегда была — беспощадность ко злу ради любви к добру и отечеству».
Глубокой осенью звонит Эльдар Рязанов. В ближайшее воскресенье привезет рукопись и письмо. Он только что вышел из Института питания имени Певзнера: худел. Сел в кресло, рядом с собой поставил большой термос: там в молоке заварен крепкий чай — это и есть его еда на целый день. Выражает Толе восторги и запивает чайком: «Первую книгу — нам!»
Одновременно звонит Юля Хрущева — внучка Никиты Сергеевича. Сегодня ночью она будет встречать поезд из Ленинграда. Новиков, ее друг, завлит одного из ленинградских театров, привезет ей рукопись и письмо от Товстоногова. «Ждите, — говорит, — меня около часу ночи». Юля была незаменимым помощником в нашем деле. Работала она в то время завлитом в Вахтанговском театре. Все письма актеров и режиссеров прошли через ее руки: Роберта Стуруа, Михаила Ульянова, Юрия Яковлева, Аркадия Райкина, того же Георгия Товстоногова.
В час ночи стук в дверь. Вот оно, это письмо от Товстоногова. Вскрываем конверт. «Появление этого романа станет великим событием нашей жизни!»
Толя целует ее. «Молодец!»
Юля до сих пор говорит: «Самые счастливые годы в моей жизни были связаны с борьбой за издание „Детей Арбата“».
Арест «Детей Арбата»
Пятого или шестого января, во всяком случае, в субботу или в воскресенье, потому что у нас сидели Ира и Саша, неожиданно приехали Сэм Рахлин и Аннет. Обычно он звонил перед приездом, на этот раз не позвонил, мы не придали этому особого значения, подумали: они были рядом, погода прекрасная, заехали погулять. Пообедали, и Сэм сказал: «Таня и Толя, может, пройдемся немного?» Возникла неловкость, естественно было позвать Иру и Сашу пройтись с нами, Сэм и Аннет были и с ними в дружеских отношениях, и только тут до нас дошло, что у него есть к нам разговор.
Пошли знакомыми тропинками, вышли к опушке леса, и там Сэм сказал: «Толя, очень неприятная история. Рукопись „Детей Арбата“ арестована на таможне у мужа шведской дипломатки. Он попросил у меня ее почитать, держал, не пряча, на тумбочке у постели, видимо, на нее обратила внимание горничная УПДК, они там все из КГБ, стукнула на таможню, швед хотел ее дочитать во время Рождественских каникул, вез ее открыто в прозрачном пластиковом пакете. И вот, видите, что случилось».
У Толи перехватило дыхание. «Когда у шведа взяли рукопись?» — «В двадцатых числах декабря». — «Две недели прошло, почему ты мне только сейчас об этом говоришь?» — «Швед прилетел из Стокгольма три дня назад, я сам узнал об этом вчера». Мы еще немного походили по лесу, договорились о версии: Сэм пишет о Толе книгу, естественно, он должен был прочитать рукопись «Детей Арбата». «Да, — сказал Толя, — но почему я дал тебе читать первый экземпляр? Этого никогда не делают, первый экземпляр держат для издательства».
Вернулись домой, Рахлины уехали, Толя ходил мрачнее тучи, я рассказала ребятам, что произошло, надо было срочно придумать, куда спрятать хоть один экземпляр, пока не явился КГБ и не изъял остальные. Саша сказал, что отвезет рукопись своему школьному другу Толе Сивцову, это надежно и безопасно. (Когда в 1988 году «Дети Арбата» вышли отдельным изданием, Толя подарил Сивцову книгу с дарственной надписью: «Нашему ангелу-хранителю».)
У нас оставались второй, третий и совсем слепой четвертый экземпляр. Ребята не стали медлить, поскольку Саша собирался этим же вечером вернуться и переснять на пленку второй экземпляр: он был наиболее ярким. Толя нервничал: две недели мы жили под дамокловым мечом, ничего не зная и, главное, ничего не предпринимая. Пленка получилась неудачно, потом приехал мой кузен Володя и сделал новый экземпляр.
Эту новую пленку забрали Федя и Лариса Ляссы, наши друзья (замечательные люди, сейчас они живут в Израиле), пленка была у них спрятана в коробке из-под монпансье. А первый экземпляр мы решили с Толей напечатать сами, чтобы не навлекать неприятности на машинистку. На следующий день я уехала в Москву сделать кое-какие дела. Вернулась в Переделкино около трех. Пахло гарью. Обошла дом, пошла дальше к забору, недалеко от мусорного контейнера были видны следы костра и кое-где под кучей пепла проглядывали слегка обгоревшие книжные страницы.