И если надо прятать книги, значит, серьезное дело, значит, тоже ждет обыска. Об этих книгах Галя вспоминает по сей день, хотя сейчас иди и покупай это все в любом магазине. Но любопытно другое. Осенью 1996 года мы с Толей были в Москве, кто-то еще у нас сидел, не помню, кто, пришла Галя, почему-то вспомнили, как мы сжигали те книги, и этот кто-то говорит: «Ох, Господи, привезли бы ко мне!» Я расхохоталась. Можно ли было прийти к человеку и сказать: «Подержи-ка ты мою антисоветчину! Попадешься, так попадешься, отсидишь за меня!»
Но тогда пришлось Гале рассказать об аресте рукописи «Детей Арбата». Мы никому ничего не говорили. Не знали об этом даже Толины сыновья, моя двоюродная сестра Кира, самые близкие наши друзья — Леночка Николаевская, Евгения Самойловна, Мирель Шагинян. Мы не хотели, чтобы эта весть шла от нас, мы не хотели, чтобы они волновались, их волнение могло как-то прорваться по телефону, а о том, что наш телефон прослушивается с 78-го года, мы знали точно. Зимой 78-го года или в самом начале 79-го в Москву приехал американский театр двух актеров. Я была на Пятницкой, Толя мне звонит на работу и спрашивает — хочу ли я пойти в театр, мол, звонил культурный советник из американского посольства и сказал, что на наше имя оставлено два билета. «Нет, — говорю, — Толечка, сегодня никак не могу. У меня цейтнот, я буду работать с оператором до десяти часов, а то и позже, и, наверное, переночую у Гали или у Мирель».
А Толе в тот же вечер позвонил его фронтовой товарищ, бывший смершевец Костя Данилин, я о нем писала раньше.
К Толе он питал слабость. Звонит и говорит: «Толя, что это у тебя за связи с американским посольством?!» То есть дал понять, что разговор был прослушан, мы взяты на заметку, теперь все наши разговоры будут у них под контролем, потому что большего преступления, чем общение с посольскими, в те годы не было. Мол, все они шпионы!
Рукопись арестована, телефон прослушивается, пальцы уже немеют от печатания, в пять часов темно за окном, и с темнотой волей-неволей приходит тревога: что будет дальше?..
— Ладно, — говорит Толя, — давай, миленькая моя, сыграем в картишки! Я тебя обштопаю в два счета! — Хочется ему меня развеселить. В преферанс, любой знает, надо играть вчетвером, в крайнем случае втроем, но когда уже совсем припирает, можно играть и вдвоем, но с «болваном». То есть один по очереди играет за двоих. «Болван» у нас звался Мирелью. «Сейчас Мирель ходит!» — «Нет, Мирель уже ходила, не жульничай!» И дальше в таком же роде. И эта игра поразительно успокаивала.
И все-таки, конечно, хотелось определенности: гром-то все равно должен грянуть. Так поскорей бы уж грянул! Но ОНИ молчат — не знают, какое принять решение. Неужели развязывать новый литературный скандал, а ведь Рыбаков может созвать всех иностранных корреспондентов в свою защиту. Но Рыбаков этого не делает, ждет, что предпримет противоположная сторона. Вот так и стоят войска друг против друга.
Страницы из дневника
2 января 1984 года Толя мне торжественно объявил, что начал писать продолжение «Детей Арбата». Нашел главный эпизод. У Саши кончается срок, он один остался в Мозгове, всех остальных разбросали по разным местам и добавили сроки.
Идет к уполномоченному НКВД Алферову по тайге, на рассвете, в мороз, тот в конце концов, попытавшись в завуалированной форме внушить Саше что-то полезное, выдает ему документ об освобождении и советует исчезнуть из Мозговы на следующее же утро. Благой, добрый совет. Я второй раз обращаю ваше внимание на фигуру Алферова. С симпатией пишет его Рыбаков.
Новую книгу он решил назвать «Тридцать пятый и другие годы». Туда войдет много разных глав: Аллилуевы и самоубийство жены Сталина Надежды, Вика с новым замужеством, Вадим Марасевич в роли стукача, выступления Сталина и рассуждения Сталина, бесконечные кровавые допросы «врагов народа» и пачка папирос от наркома Госбезопасности Ежова следователю Шароку, и отклики писателей на происходящее в стране с поименным их списком. И главное: через Сашино восприятие будут показаны процессы тридцатых годов.
Но вот что любопытно: глава, с которой Толя начал писать «Тридцать пятый и другие годы», ушла в самый ее конец. Пример того, как Рыбаков по одному ему известному закону строил композицию.
Тогда же, в январе, приехал из Ленинграда режиссер Гриша Аронов — начинать подготовку к съемкам «Неизвестного солдата». Фильм должен быть готов к сорокалетию Победы. Аронов очень одарен, нервный, ранимый, лицо изможденное, на Толю смотрел с трепетом, робел, хотя сняли уже вместе «Каникулы Кроша» и отношения у них с Рыбаковым сложились прекрасные, Толя Аронова очень ценил. Главное — режиссер открыл в этом фильме замечательного актера — Васю Фунтикова, который потом играл во всех трех сериях главного героя Кроша — прозвище от фамилии Крашенинников.