— Ваш Фунтиков, — говорил Толя, посмеиваясь, — просто «носит» лицо моего Кроша. Другого Кроша я не могу себе представить: такие же наивные, круглые, честные голубые глаза, те же выпирающие совестливость, порядочность. Редкостное попадание, прямо в «яблочко».
Через какое-то время едем на телевидение смотреть актерские пробы. Значит, еще не поступила команда Рыбакова с телевидения изгнать. Не успели? Или вообще такая команда не поступит?
А новости удручающие. В тот год вся Москва говорила о секретариате, где разбирали Виктора Розова. Розов написал пьесу «Кабанчик»: главные действующие лица — секретарь обкома и его сын. Под секретарем угадывался Медунов (Краснодарский край). У Медунова по пьесе неприятности — снимают со всех постов, к сыну сразу меняется отношение в школе: из любимчика превращается в парию, кончает жизнь самоубийством. Поскольку эту историю нам рассказывал один из знакомых драматургов, могу передать только его версию. Розов будто бы отдал пьесу в какой-то театр. И вдруг звонок из Союза писателей: Розова вызывают на расширенный секретариат. «По какому поводу?» — «По поводу вашей пьесы „Кабанчик“». — «Как она к вам попала? Я вам ее не давал». — «Попала. Просим вас быть к четырем часам». — «А если не приеду?» — «Будем разбирать этот вопрос без вас».
Розов приехал, видит, его пьеса распечатана.
Главным громилой был журналист-международник. Не буду называть его фамилию, все знают, когда надо было громить, посылали его.
— Вы, — сказал он, — пособник Джилласа! (Джиллас со своей книгой «Новый класс» считался главным антисоветчиком. Враг номер один!) Как и Джиллас, вы утверждаете, что у нас есть новый класс.
Розов якобы ответил так:
— Рад, что приехал на этот секретариат. Теперь у меня есть материал для новой пьесы.
Но возможно, все было не совсем так, скорее всего, Розов сам описал эту историю в своих воспоминаниях, если он их писал, передаю только то, о чем говорила в то время Москва. Это примета времени.
На своем стареньком «Запорожце» притормаживают у ворот Ляссы — те, что хранят пленку рукописи у себя дома в коробке из-под монпансье. «Приехали проведать. Какие новости?» — «Глухо», — отвечает Толя. «А что они могут с вами сделать, Анатолий Наумович? Исключат из Союза, отнимут дачу? Переедете к нам, у нас финская банька есть, и по Казанской дороге климат лучше. Откажут в поликлинике Литфонда? Лучшие врачи Москвы, мои друзья, посчитают за честь вас лечить». Федя Лясс — доктор наук, заведующий лабораторией в госпитале Бурденко. Светило, к тому же из «хорошей репрессированной семьи»: мать, врач из Кремлевки, лечившая Светлану Сталину, была в 52-м году арестована в числе прочих «убийц в белых халатах»…
Трогательные ребята, обнимаем их на прощание. «Не забывайте, приезжайте!»
Тем временем мы уже почти кончили перепечатывать роман. Толя делал больше опечаток, чем я, он, правда, печатал быстрее. Навряд ли такой экземпляр возьмут в издательство. Но все-таки хотя бы лишняя копия!
И вот звонок из Союза писателей: на четвертое апреля назначен закрытый секретариат по делу Рыбакова. Даже со снотворным не сплю ночами — представляю, какую экзекуцию они устроят над Толей. А он, нервничающий по мелочам, как всегда, спокоен в экстремальных ситуациях.
Конечно, вся эта «проработка» у нас записана и частично вошла в «Роман-воспоминание». Почему частично? Толя не хотел сводить счеты, а я жаждала мести, умоляла его ударить как следует по журналисту-международнику: он позволил себе разговаривать с Рыбаковым, как разговаривали в тридцатые годы с подследственными в НКВД. Даже Верченко взмахнул руками и воскликнул: «Ну, это уже слишком…»
— Не щади ты его, — просила я, — этот тип стоит того.
— Слишком мелкая для меня фигура, — отвечал Толя.
— Чего же вы от меня, собственно, хотите? — спросил их под конец разговора Рыбаков. (Среди присутствующих, помимо Верченко, был Карпов, а Боровик, захватив все материалы, ушел раньше.)
— Мы не хотим, чтобы роман попал за границу.
— За это я вам ручаться не могу, я не контролирую все границы. Но одно могу сказать твердо: я надеюсь, что «Детей Арбата» опубликуют у меня на родине. И я уверен, что только так оно и будет…