Вот только бы как-то продержаться одну ночь.
Джуди смотрела на избитого мальчика. Какой негодяй так расправился с ребенком? У нее не было иллюзий относительно своего пациента: в конце концов, он же украл ее саквояж, но он все-таки всего лишь мальчик. Тощий подросток, которому, судя по всему, в жизни пришлось несладко.
Скорее бы уж Бун принес воду. Ножевая рана на руке мальчика уже не кровоточит, но ее надо срочно промыть. В этой обстановке, да еще учитывая, что она потеряла все свои лекарства, опасность заражения увеличивается с каждой минутой. Может быть, просто забинтовать ее, а почистить позднее? Как бы там ни было, ей нужны ее лекарства. И еще яркий свет.
И тут мальчик открыл глаза. Заскулив как собачонка, он попытался отползти от нее. Но позади был мешок с зерном.
— Тише, тише, не бойся, — успокаивающе сказала Джуди. — Я хочу тебе помочь.
— Я не боюсь, — огрызнулся мальчишка. — Ни вас, ни вообще никого.
— Вот и прекрасно, — деловито произнесла Джуди. — Тогда мне будет легче работать.
— Работать?
Она улыбнулась, увидев скептическое выражение его лица.
— У тебя глубокая ножевая рана на плече. Ее надо промыть и перевязать, а не то она загноится. Будет больно, но ты ведь не боишься боли?
— Не смейте до меня дотрагиваться!
Мальчик попытался сесть, однако тут же со стоном упал на спину.
— Доверься мне, пожалуйста, — уговаривала его Джуди. — Я хочу тебе помочь.
— Как бы не так! Думаете, я дурак и не понимаю, что вы та самая ведьма, что гналась за мной и вопила что есть мочи?
— У меня были для этого основания. — Джуди не понравилось, что мальчик назвал ее ведьмой, но, видимо, он сильно испугался, когда она с воплями бежала за ним. — Ты украл мой саквояж.
— Ну допустим, хотя я в этом никогда не признаюсь. Тогда с чего это вы вздумали мне помогать?
Джуди попятилась от него и села на корточки — ее близость явно его пугала. Мальчишка, видно, никогда не знал доброго обращения. С какой же стати он поверит незнакомой женщине?
— Скажем так: если бы я хотела тебе навредить, я бы это сделала, пока ты был без сознания. А теперь уже поздно — ты способен защищаться.
Он нахмурился, обдумывая ее слова.
— А потом, какой мне смысл делать тебе больно? У тебя ведь уже нет моих денег, так?
Она сказала это, надеясь в глубине души, что деньги все-таки есть, но надежда погасла, когда мальчик пренебрежительно бросил:
— Конечно, нет, а то бы я с вами здесь не разговаривал.
— Он забрал деньги, да? Тот, кто тебя избил?
— Он был не один. — Мальчишка выпятил тощую грудь. — Один человек с Рустером О'Лири [1] не справился бы. Поганые трусы, — добавил он. — Напали на меня сзади.
— Тебя зовут Петух?
— Отец с матерью нарекли меня Майклом Томасом, но в доках человеку нужна кличка. Вот меня и прозвали Петухом. Первым просыпаюсь утром и последним засыпаю ночью.
В этих словах звучала гордость, однако Джуди расслышала, что за ней скрывалась тоска. Когда ей было двенадцать лет, она была очень похожа на Майкла Томаса О'Лири. Она сторожила дом, когда братья давно спали. Наученная горьким опытом, она знала, что стоит только заснуть, как какие-нибудь беды застанут тебя врасплох.
— Ладно, Рустер. Меня зовут Джуди, — коротко сказала она, прекрасно зная, что он не ищет сочувствия и не поверит в него. Его надо будет приручать, как дикого зверька. Постепенно она завоюет его дружбу, как завоевала ее дружбу Гинни. — Во время войны я много ухаживала за ранеными и знаю, что раны надо промывать и забинтовывать, а не то они загноятся. Можно это сделать прямо сейчас, а можно подождать, пока мой спутник принесет воду. Только предупреждаю: у него терпения гораздо меньше, чем у меня.
Она увидела, что глаза Рустера расширились в каком-то благоговейном страхе, и поняла, что у нее за спиной возник Бун.
— Я уже пришел, — пробурчал он. — Советую ее слушаться, сынок, а не то пожалеешь.
— Знаю.
— Его зовут Рустер О'Лири, — сердитым голосом проговорила Джуди. Она выросла с четырьмя братьями, и ей была знакома мужская привычка говорить о женщине в ее присутствии так, как будто ее нет. И ей это очень не нравилось. — Рустер, этого грозного мужчину зовут Такер Бун.
— Вот вода, — сказал Такер, протягивая ей кружку. — А теперь, когда нас представили по всем правилам, поговорим о деле. Откуда ты взял, что мы простим тебе кражу саквояжа?
— Ничего я не крал. — Рустер умудрился изобразить обиженный вид. Потом с вызовом бросил: — И я не обязан отвечать на ваши вопросы.
— Не обязан, — спокойно подтвердил Бун. — Да и мы не обязаны тебе помогать. Джуди считает, что тебя надо спасать, а я так не считаю. Мне гораздо больше хочется швырнуть тебя за борт на прокорм рыбам.
— Бун! — возмущенно одернула его Джуди.
Такер бросил на нее суровый взгляд и сел на корточки перед Рустером.
— Давай условимся, Рустер. Я буду говорить тебе правду, но и ты тоже говори правду. Эта дама чересчур добросердечна, так что ей можно и соврать, однако меня ты не проведешь. Еще раз соврешь, и я на первой же остановке сдам тебя шерифу. Ему тогда будешь объяснять, что ничего не крал.
Рустер весь сжался. Он видел, что попался и выхода у него нет.
— Послушай, Бун, — сказала Джуди, макая тряпочку в воду. — Может, подождешь с допросом, пока я его не перевяжу?
Бун сверкнул глазами, и этот взгляд испепелил бы любого, кто не знал, что в глубине души он добрый человек. Но Джуди заметила, как он взглянул на рану мальчика, а потом на мокрую тряпочку у нее в руках. Все понятно. Зная, что промывание раны — процедура болезненная, он хотел своими вопросами отвлечь внимание мальчика. Но конечно, он в этом никогда не признается.
— Я не собирался брать себе этот дурацкий саквояж, — сказал Рустер, которого, видимо, нервировала наступившая тишина. — Хотел вернуть одежду и прочее. — Он дернулся, когда Джуди приложила тряпочку к ране. — Мне были нужны только деньги.
— А почему ты надеялся найти деньги в больнице?
— Я туда хожу каждый день. Сестры дают мне объедки. Джуди заметила, как охотно Рустер отвечал на вопросы: наверное, он тоже хотел отвлечься от болевых ощущений. Она старалась касаться раны как можно осторожнее, но удар ножом, видимо, был нанесен с большой силой. Слыша слова мальчика об объедках, которые он выпрашивал, видя это доказательство опасности, которой он ежедневно подвергался, она решила, что не отпустит его в доки Сент-Луиса.
— А иногда, — продолжал Рустер, морщась от боли, — если повезет, мне попадался какой-нибудь простак. Хотя надо сказать, что с тех пор как кончилась война, мне везет все меньше.
— Судя по всему, наш Рустер — профессиональный карманник, — объяснил Бун, не глядя на Джуди.
— Самый ловкий в Сент-Луисе! — Господи, он этим гордится. — А уж она, — сказал Рустер, кивая на Джуди, — совсем лопух лопухом. То есть сначала, когда я увидел ее в штанах и рубашке, я этого не понял. И тут она выходит из кладовки без саквояжа, одетая как дама, и бегом по лестнице. Вот повезло, думаю. Вскочил в кладовку схватил саквояж и побежал к выходу. И представьте — в дверях вижу Джеда Перкинса. Он как раз заступал на дежурство.
Мальчик опять скривился от боли.
— Кто это — Джед Перкинс? — мягко спросил Бун.
— Джед — ночной сторож. — Рустер судорожно вздохнул, потом продолжал: — Мы с ним иногда разговариваем, и он знает, что у меня нет никакого саквояжа. Так что до двери я не дошел. А он хлопнулся на стул рядом с сестрой — он за ней вроде как ухлестывает, — и пошли тары-бары. А я все торчу за углом. Когда же он наконец ушел и я уже хотел выскочить за дверь, тут заявился этот ваш дружок и давай орать. Джед развернулся и схватился за револьвер. Вашему дружку повезло, что вы его быстренько выпроводили на улицу. Помнится, он вас звал не Бун, а Джесс.
Джуди озадаченно поглядела на Буна, но он, как обычно, на нее даже не взглянул. Но она знала, что так Буна звал лишь один человек. Что Билли делал в больнице? И почему Бун с ним ушел?