- Подумаешь, ужас! - презрительно цедил он сквозь зубы. - Да я сразу понял, как это все устроено. Летчик с пьяных глаз ничего не разобрал. А тут обыкновенная техника и, как говорится, никакого мошенничества. Ведь его этот толстый снимал? Снимал. Вы же сами видели. Потом пленку моментально проявили, сделали диапозитив и вставили в стереоскопический фонарь. В общем, получилось стереокино в гробу... Червяков спроектировать тоже не трудно. Обыкновенный маразм и разложение. У нас в "Стереокино" комедии показывают, а у них мертвецов. Мы смеемся, а они вопят. Полная закономерность.
Как и следовало ожидать, никаких ящиков Бабкин не поднимал, тетрадь оказалась у дежурного техника возле контрольного телевизора в машине. Эта передвижная лаборатория использовалась институтом для выездов на испытания.
На обратном пути Тимофей уже сам взял Надю под руку, готовый рыцарски защищать ее не только от воображаемых призраков, но и от реальной опасности, если бы таковая ей угрожала. Бабкин вдруг почувствовал необычайную гордость за себя, за Димку, за всех советских мужчин, молодых и старых, которые иначе и не могут относиться к женщине.
Раньше он не думал об этом. На солнце смотришь только при затмении. Так и сегодня, когда черная тень звериного мира промелькнула на экране телевизора, Бабкин понял и сердцем и умом, как прекрасно солнечное небо над нашей страной, как благородны и чисты наши люди.
Он вспоминал путешествие по чужому миру, рев хохочущей толпы, слезы живой мишени, мисс Пфефер, выплевывавшую грязь, предсмертный женский визг и, вспоминая об этом, еще крепче сжимал руку Нади.
Глава 2
О ВКУСАХ СПОРЯТ!
Мучения Багрецова еще только начинались. Конечно, с точки зрения Митяя, все эти глубокие переживания, охи и вздохи из-за того, что в поисках экспедиции парень вдруг встретил своего соперника, не стоят и выеденного яйца. Наплевать на них, забыть! Нечего людям голову морочить.
Митяй о многом догадывался, наблюдая за Багрецовым и Женей, но не мог. постигнуть всей тонкости и сложности их взаимоотношений.
Да и кто поймет этих ребят! Характеры у них сходные, им чужда примитивная прямолинейность, с которой разрешаются подобные вопросы многими их сверстниками. Казалось бы, чего проще - примириться на время с создавшимся положением, совершенно позабыть о существовании Нади Колокольчиковой и рука об руку продолжать заниматься, общественно-полезным делом, то есть искать экспедицию Набатникова. Так бы поступил каждый уважающий себя мужчина. Но когда тебе еле-еле перевалило за двадцать, ты не всегда следуешь примеру благоразумия. Дело, конечно, делом, а вот совсем позабыть о существовании Нади или другой, не менее прекрасной девушки ни при каких обстоятельствах невозможно, особенно если тебе ежеминутно напоминает о ней присутствие человека, к которому ты относишься не очень доброжелательно.
"Глаза бы мои на вас не глядели! - злился Митяй, видя, какими сумрачными ходят "начальник поисковой группы" и Багрецов. Он раздражал его в гораздо большей степени, чем Женя. - Подумаешь, Лермонтов! Ну, вызови Женьку на дуэль - и дело с концом. Развели меланхолию, прямо деваться некуда!"
Митяя совершенно не трогала, как он говорил, "бабская щепетильность" Вадима, который был зачислен на "котловое довольствие" поисковой группы. Вадим мучился, а Митяй подсмеивался: "И чего это парень себя терзает? В самом деле, не помирать же ему с голоду? Подумаешь, амбиция! Главное, перед кем он задается? Перед своими. Чудак!"
Как-то в шутку Митяй сказал Вадиму:
- Овцой не прикидывайся - волк съест.
Багрецов знал, что всеми материальными делами группы ведал Журавлихин. Первое время Вадим тщательно скрывал денежные дела не только от него, но и от других ребят. Однако любопытный Левка вскоре прознал об этом, доложил по начальству, и деликатный Женечка поручил Леве как-нибудь подипломатичнее предложить помощь новому товарищу, хотя денег оставалось в обрез (надо было ехать в третьем классе, но на "Горьковском комсомольце" такого не оказалось). Женя понимал состояние Вадима и страдал от этого не меньше, чем тот.
"Трудно жить, - как всегда в подобных случаях, философствовал Женя. Старшие воспитали в нас чувство долга перед человечеством, открыли путь в завтра. Нас научили отличать хорошее от плохого, черное от белого, научили читать книги. Из них мы узнали о далеких звездах, о чужих берегах, строении клеток и молекул. Мы читали, как живут люди, и искали в книгах ответа, как надо жить. Так почему же я ничего не знаю о самых простых вещах - например, как вести себя с Багрецовым?"
Женя догадывался, что тут нельзя воспользоваться советом Афанасия Гавриловича, то есть прислушаться к голосу сердца и действовать по его подсказке. Кстати, ведет оно себя довольно странно: слишком часто напоминает о последнем письме, полученном от Нади еще в Куйбышеве, где, наряду с интересными подробностями приема дальних телепередач, Надя писала о Багрецове, которого случайно увидела на экране. "Напишите, Женечка, - ласково обращалась Надя к адресату, - не встретились ли вы с ним?" Раздумывая над этой фразой, Женя становился в тупик. Что это? Типичное женское кокетство? Коварство? Просто случайность? И в конце концов приходил к мысли, что здесь следует вспомнить о более сложном, не совсем ясном для него понятии, называемом бестактностью.
Но разве лишь Надя в этом повинна? Сколько таких случаев на каждом шагу! К примеру - Леве Усикову тоже не хватает такта. Представьте себе, что письмо с интимным обращением "Женечка" Лева от полноты чувств, вовсе не ожидая печальных последствий, показал Вадиму. Если Журавлихина смутил и больно ранил вопрос Нади о Вадиме, то в свою очередь уменьшительное имя "Женечка" не могло обрадовать и Багрецова. Каждый из них пытался проникнуть в тайну Наденькиного сердца, причем с неутешительными для себя результатами.
Письмо было адресовано на имя Журавлихина. Но так как оно касалось поисков "Альтаира" и разъясняло многие непонятные технические проблемы, связанные с "межпланетными телепередачами", которые больше всего волновали Леву, то он и решил сделать Надино письмо достоянием всей поисковой группы. В нее вошел Багрецов - значит пусть читает и он.
Но, прежде чем привести содержание этого письма, надо рассказать о поездке студентов в Любимовский совхоз и дальнейших поисках аппарата.
Действительно, три машины Медоварова задержались примерно на полчаса в совхозе, где помощник начальника экспедиции закупал мясные продукты. Ребята его уже не застали, а по документам нельзя было установить, куда он направляется. Путь не близкий, иначе Толь Толич не стал бы грузить баранов живьем и брать с собой копченые продукты, категорически отказываясь от свежих.
Догнать Медоварова было трудно, потому что уехал он уже давно. "Но кто ему дал машины? Если транспортная контора или учреждение, то нельзя ли посмотреть копии путевок?" Этот вопрос возник у Журавлихина по дороге в совхоз. Оказывается, начальник радиоклуба все уже выяснил - машины прибыли из другого города и ожидали Медоварова на станции Новокаменск.
Ничего не оставалось делать, как возвратиться в радиоклуб и связаться с Москвой. Может быть, получены полезные сведения от радиолюбителей? Но они молчали. Журавлихин обратился в свой комитет комсомола с просьбой узнать в институте, где работает Набатников и нет ли дополнительных данных о месте его встречи с Медоваровым.
Ясно, что это можно было сделать только с помощью Багрецова. Ему известны адрес института и фамилии руководителей экспедиции. Не появись Вадим в Новокаменске, студенты никогда бы этого не узнали, Медоваров оставался бы Толь Толичем, а Набатников - просто пассажиром "Горьковского комсомольца", так как никому из ребят не приходило в голову, что этот профессор - начальник экспедиции, с которой и уехал их бесценный груз.
Путешественники уже во второй раз попрощались с Зиной, и Лева проводил ее на аэродром. "Возможно, еще увидимся", - сказала она.