Младший поделил лишнюю четверть лепешки на мелкие кусочки, чтобы добавки хватило всем, а лишних два апельсина отдал Финту. Тот вернул один, сказав, что парень молодец, делил честно и заслужил награду. А второй отнёс в угол, под трапом, куда забился отравитель.
— Держи. И слушай, повторять не стану, — шепнул ему Счастливчик. — В тот момент, когда ты захочешь передать наши планы пиратам, чтобы выслужиться перед ними, ты подпишешь себе смертный приговор. Помни, ты тут не единственный убийца, и кое-кто ещё сильней хочет выслужиться и попасть в команду…
— Какое тебе дело до меня, бродяга? Убирайся! — зло шикнул несостоявшийся молодой наследник, но Финт отлично видел, что тому до слёз горько. Свою порцию он получил, но ещё не притрагивался к ужину.
— Мы братья по несчастью, — бледно усмехнулся Финт. — Никто сюда не просился, поверь, не ты один страдаешь. Съешь апельсинчик, успокойся. До любого берега ещё далеко, а в море всё быстро меняется.
Отравитель шмыгнул носом, взял подарок и отвернулся. Бродяга оставил его в покое, возвратился к своей трапезе. Сидя возле борта, слушал, как плещут волны и шепчутся пленники пиратов.
21
Спал Финт, как обычно, под внутренней переборкой, слушая бормотание соседей в кубрике. Временная команда «Джельзора» обсуждала, что добыча — так себе. Денежки, навигационные карты и всё ценное заграбастало «Привидение», здесь остаётся часть живого груза и кое-что в трюме. Дешевые побрякушки для торговли с островитянами и обычные континентальные товары для военных гарнизонов: посуда, домашние мелочи, привычные предметы обстановки, которых нет на Островах… Не считая запаса пороха и оружия. Момент не самый удачный, чтобы осуществить их давнюю мечту: отделиться от Бобура, захватив часть богатой добычи и собственный кораблик. Сперва, будто случайно отстать, потеряться во время шторма или какой-нибудь погони, продать добычу, нанять новую команду, а там…
По отрывочным фразам Финт понял, что вдохновитель среди матросов — рулевой Жуко, что боцман не против отделится, хотя неясно, хотят ли они именно капитана Лоуна (тот, естественно, спал не в кубрике, а в захваченной каюте) или это розовая пиратская мечта, без конкретного плана и капитана.
Доски трапа тихонько скрипнули, по нижней палубе кралась серая тень.
— Слышь, Счастливчик, — коснулся его плеча младший из домушников. — Я проверил, апельсин в решетку не пролезет, а моя рука пролезет. Открою гвоздиком люк. Их там всего…
— Девять, — тихо закончил Финт. — Тоже об этом думаю.
— Сговориться бы с господами военными. Сможешь их уломать?
— Надеюсь. Но не сегодня. Сейчас все на взводе, не спят, играют в карты, пьют никоморское вино. Пусть первая ночь для пиратов пройдёт спокойно. А завтра… глядишь, они сами нам помогут.
— Как? — домушник удивился, но не спорил.
— Посмотрим, — пообещал бродяга. — Уверен, что откроешь? Потренируйся, снова закрой и ложись спать.
Младший из братьев-воров легонько сжал его плечо, снова юркнул наверх и тихонько лязгал там отмычкой. Минут через десять вернулся, доложил, что всё в порядке и свернулся клубком возле брата. Финт тоже вскоре заснул.
*****
Утром дали только хлеб и апельсины, и боцман вызвал бывших матросов «Джельзора» на работу.
— Сколько моряков, без офицеров?
— Восемь.
— Четверо — на выход. А ты куда?
— Возьмите меня тоже погулять, — взмолился Финт. — Хочу увидеть небо. Не дотяну до берега, бродягам вредно сидеть взаперти, вы же знаете.
— Проваливай, не до тебя! — боцман оттолкнул его от люка, так что Финт чуть не скатился по ступенькам. — Хочешь мечтать о воле, в окно смотри!
Пираты дежурно загоготали, но без особого веселья. Устали малой командой править большим барком, сказывалась нервная ночь и вчерашний бой.
— Мы тебя выпускали погулять, — мстительно напомнил один из бывших конвоиров.
— Хотел сказать «поработать»? — Финт невозмутимо скрестил руки на груди. — Я помню вашу доброту. И потому передо мной ужасно трудная задачка. Пожалуй, я могу вернуть вам корабль, но не знаю, стоит ли стараться…
— Скотина! — разозлились на него пленные моряки. — Если знаешь, неужели ничего не сделаешь? Сам ведь не хочешь на рынок рабов!
— Не хочу. Но, думаете, о вашей каторге я мечтаю, как о приятном отдыхе? Пожалуй, я не буду вас спасать. Узнаете, как приятно греметь кандалами ни за что!