– Нет! – крикнул Игнак, когда люди герцога хотели увести Франкиску. – Она должна остаться.
– Нет! – крикнул Корбл. – этого не будет.
С невероятным удовольствием смотрел герцог на молодого венгра и своего слугу. Они стояли напротив друг друга, готовые начать драку. У юноши правда были изломаны руки, но зато он держал в этих руках самострел и готов был выпустить стрелу, а Корбл держал в руках нож и тоже был готов пустить его в ход.
– А может быть мы спросим даму? – предложил их светлость. – Раз уж в ее честь два отважных рыцаря вот-вот сойдутся в поединке.
Все смотрели на Франкиску, ожидая, что она конечно выберет брата, но она почему-то молчала.
– Что же, раз королева турнира, не может выбрать себе избранника, то последним словом в этом непростом решением будет мое. Я герцог Альбрехт, князь священной римской империи постановляю разделить победу между храбрыми рыцарями: итак, нашему преданному слуге Корблу достается девушка, а нашему венгерскому гостю аудиенция с герцогом. То есть возможность поговорить со мной с глазу на глаз. – видя, что ни юноша, ни его слуга этим решением полностью не удовлетворены он добавил со смехом. – Потом сможете поменяться, если, конечно, не поубиваете друг друга.
Повинуюсь нетерпеливому жесту герцога, молодцы в зеленых куртках вывели Франкиску, за ними последовал и слуга.
– Говори. – приказал Альбрехт. – И не советую тебе больше испытывать мое терпение – запас его не так велик, как может показаться.
Какое-то время Игнак продолжал молчать, но после, решив, что он и впрямь слишком долго испытывает герцога, начал говорить:
– Ты не мог не заметить, Герцог, что твой кузен все еще в городе и не собирается из него уходить.
– Даже если бы он и хотел бы уйти, ему трудно было бы увести за собой свое распоясавшееся войско.
– Дело не только в этом. – у Игнака пересохло горло, и он тяжело сглотнул. – Он пока не достиг своей цели. Ведь не за тряпками и кухонной утварью пришел он в твое герцогство.
– Он пришел за герцогской короной. – усмехнулся Альбрехт. – Но вот загвоздка – я не собираюсь ему ее отдавать.
– Тогда он возьмет ее силой. – ответил Игнак.
– Как, о мой наивный юноша? Или ты думаешь, что его кирасиры полезут на стены? Что же я готов их встретить, но думается мне, что его наемники не такие дураки, чтобы штурмовать мой замок без артиллерии, которой у моего кузена нет.
– Она будет у него завтра же.
На этот раз Альбрехт был удивлен. Он пытался это скрыть, но растерянность была сильнее его.
– Для того чтобы пробить эти стены, – он махнул рукой в сторону окна. – нужна большая пушка, нужен восьмидесятифунтовый шарфмец весом более двухсот кантаро. Чтобы его обслуживать нужно более ста лошадей, а стоит такая пушка две тысячи гульденов. У моего кузена, нет ни орудия, ни денег чтобы его купить, ни времени чтобы его отлить и поставить перед моим замком. Да ему пришлось бы сломать половину города, чтобы это чудовище втащить на рыночную площадь.
– Завтра в городе будут две небольшие двадцатипятифунтовые пушки. Два десятка лошадей протащат их по улице Шорников на подвижных лафетах и к вечеру они начнут стрельбу.
– Они лишь поцарапают мне стены! – захохотал герцог. – Две жалкие картауны…
– Так и было бы, если бы они не знали куда стрелять.
Только теперь Альбрехт заметил, что темно стало в рыцарском зале. Давно погас огонь в камине, погасло солнце за окном, и огонь ярости в глазах герцога стал угасать. Устал герцог Альбрехт, устал князь священной римской империи. Слишком давно он уже борется за власть, за любовь, борется с врагами и борется с теми, кого любит, и теми кто служит ему.
– А ведь уже стемнело, Игнак. – сказал герцог. – Солнце зашло…
Солнце зашло над герцогской столицей. Солнце устало от людей, от той ненависти, которую испытывали к себе подобным, от вида крови, от слез, от отчаяния и боли. Солнце хотело отдыха. Устали и люди. Курфюрст обходил своих солдат, которые целый день грабили и насиловали, он смотрел на солдат спавших в куче тряпок, в лужах отрыгнутых ими вин и колбас, положивших головы на изнасилованных ими женщин, которые беззвучно плакали, боясь разбудить своих мучителей.
– Этот город уже никогда не будет моим. – с ненавистью проговорил Ансельм. – Он отнял у меня этот город, и подсунул мне кладбище. Хитрый дьявол, мой проклятый кузен Альбрехт! Как он это сделал?
Герцог оглянулся на сопровождавших его дворян, на своих приближенных, на тех, кто должен был давать ему советы и уберегать его от ошибок. Но теперь все они молчали, как молчали и до этого опасаясь бешенного нрава курфюрста.