— Ответить я смогу на твои вопросы государь. Как вижу я то, что будет, то и скажу. Правда ли сие, про то, не ведомо мне.
— Рассказывают, что многие барыни, почитая Тебя святым, ездили к Тебе справляться о женихах своим дочерям.
— Я не провидец и предсказываю только то, что повелевается свыше.
— Можешь ты сказать, что все, что ты видишь, оправдается?
— Пока, все что говорил, правдой оказывалось. Что далее будет, не знаю.
— То, что ты не говоришь, что предреченное тобою, наверное, совершиться, по моему разумению, только к пользе твоей. Хочу спросить тебя…
— Спрашивай, Государь!
— Каково царствие мое будет? На, какое будет походить? Как долго продлиться?
— Царство Твое, Государь, походить будет на царство, отца Твоего, продлится оно как и царство отца Твоего меньше, чем потребно Тебе.
— Что говоришь!? Как смеешь?
— Говорю то, что вижу. Ты спросил, Государь, я ответил.
— Сколько продлится державство мое? Кто против меня злоумышляет?
— Царствие Твое продлится недостаточно долго, чтобы воплотить желания и решения Твои. А злоумышляют ближние Твои.
— Кто?
— Про то, не вижу Государь, токмо вижу злодеи Твои, как есть, ближние.
Император задумался. Несколько раз прошел скрипя сапогами из одного угла кабинета в другой. Писарь склонился над листами в которых лихорадочно записывал вопросы Павла и ответы инока.
— Будут ли знать потомки мои о встрече моей с прадедом, Петром Великим?
— Будут государь. Будут знать о словах призрака прадеда твоего: «Павел! Бедный Павел!».
— Будут ли помнить меня?
— Будут Государь. К могиле твоей приходить будут многие и многие. Просить будут заступничества Твоего. Яко мученика и страстотерпца, находящегося у престола Господа Нашего.
— А держава моя, какова судьба ее будет? Будут ли войны?
— Будут войны победные, будут поражения. Будут смуты, и будет благоденствие народное. Впоследствии будут две войны неудачные. Но между ними война удачная, но плодов она принесет мало. Одна неудачная у города приморского в пределах державы твоей. Другая, тоже в городе приморском, и тоже не счастливая, но вне приделов Государства Российского, будет большая битва и в окияне — море в той войне. Послужат они к унижению Державы. Но и эти войны к славе войска державы Твоей послужат. Будет и еще одна война, но конец ее не определен…
— Мудрено глаголешь, и к унижению, и к прославлению… Но пусть! Как долго будет Держава моя…
***— Все записал писарь?
— Все государь!
— Запечатай в конверт, дай я его надпишу. Проводи отца Авеля в кордегардию, да по дороге, позови адъютанта.
Секретарь вышел в двери, в которых тотчас появилась фигура флигель-адъютанта.
— Слушаю Ваше Величество!
— Монаха отправить в Соловецкий монастырь! Ежели, монах Авель станет пророчествовать вслух людям, или кому писать на хартиях, то брать тех людей под секрет, как и самого Авеля. Держать их в тюрьмах или в острогах под крепкою стражею.
Писаря моего немедля за крепким караулом препроводить в крепость Петербургскую. В разговоры с ним под страхом смертной казни не вступать. Коменданту передать, содержать в строгом одиночестве, в теплой каморе. Пищу давать добрую. Судьбу его комендант прочтет в повелении, которое будет в последствии. Сей конверт, положи в шкатулку нарочитую, поставь ее в нижней Тронной зале. Все понял?
— Все Ваше Величество!
***Санкт-Петербург.1858 г.
— Мсье граф! Вы позволите мне называть Вас моим другом?
— Конечно, конечно мсье Дюма! Льщу себя надеждой, что и Вы окажете мне подобную милость.
— Я очень признателен Вам друг мой и супруге Вашей за Ваше великодушное приглашение совершить путешествие по России, я уже почти полтора месяца нахожусь в славном городе Петербурге, я очарован пейзажами города, Невой, дворцами и соборами, я очарован людьми. Вчера я имел удовольствие любоваться крепостью, расположенной напротив дворца.
— Она называется Петропавловской, а если вернее Санкт Петербургской.
— Не можете ли Вы, оказать мне одолжение, поведав какую-нибудь легенду об этой крепости? Ведь про каждую крепость, тем более, если в ней есть заключенные, непременно существуют легенды. Вы меня очень обяжете друг мой.
Граф Григорий Александрович Кушелев-Безбородко задумался.
— Вы знаете, господин Дюма, я познакомлю Вас с Дмитрием Васильевичем Григоровичем, лучшего путеводителя по Петербургу, знатока Эрмитажа, да и всех наиболее заметных частных галерей просто нет. Я думаю, у него найдется, чем Вас удивить. В том числе и легендами о Петербургской крепости Петра и Павла.
***