— Такая молодая… — Анна прижалась к его плечу. Было тихо и солнечно. Анна начала полоть сорняки, которые росли на могиле.
Сташек вел ее горными тропинками через Лясек, Дзялы и Крульку. Калиновая лежала в большой, залитой солнцем долине, окруженная красивыми горами. Посреди долины извивалось асфальтовое шоссе, пробегающее по мосткам через еще более извилистый Струг. Сташек, сколько бы он ни приезжал в Калиновую, каждый раз взбирался на эти горки, чтобы натешить свой глаз видом хорошо знакомой местности. И сейчас они поднялись на самую высокую вершину — белая часовенка, четыре большие липы, тень.
— Ты не устала?
— У вас же настоящие горы! Далеко еще?
— Наш дом уже отсюда виден… Бежим, Аня!
— Что случилось, пожар?
— Да, топится наша печь. Смотри, как валит дым. Видно, Зоська обед начинает готовить, а я голоден как волк.
— И я тоже.
Они побежали в долину, держась за руки.
После обеда Аня осталась с Зосей дома, а Сташек собрался с отцом в поле. Ехали в сторону Струга. После смерти матери отец очень постарел: поседел, сгорбился. Погасли живые огоньки в глазах. В поле он пока справлялся сам, а дома ему помогала Зоська. Впрочем, сестра была прирожденной хозяйкой, и отец рассчитывал на то, что она останется с ним и приведет в дом зятя. Сташек выпряг Гнедого из телеги и поставил его к плугу. Потом, закатав рукава, он ввел плуг в немного подсохшую с утра борозду и дернул вожжи. Конь потянул, и блестящая сталь лемеха отрезала ровный, влажный пласт земли. Когда Сташек вернулся с противоположного конца поля, отец улыбался.
— Вижу, что ты еще не забыл, как за плугом ходят.
— Твой я сын или нет?
Отец закурил сигарету.
— Ну, как там, все в порядке на этом твоем море?
— Привык, папа. — Сташек наклонился, взял в руки ком только что вспаханной, свежей земли; она была жирной и прилипала к пальцам. — Море, отец, так же втягивает человека, как земля, мы его пашем кораблями, день и ночь.
— А будет когда-нибудь спокойно в этом мире?
Этот вопрос отец всегда задавал, когда Сташек приезжал домой. Сын пожал плечами:
— Да, вот Вьетнам… И на Ближнем Востоке тоже неспокойно.
— Да, сынок. Война — это самое большое несчастье. Так что, жениться, значит, надумал?
— Вот приехал, папа. Если ты ничего не имеешь против…
— Что я могу иметь против? У тебя своя голова на плечах, да и сам не маленький. А девушка, так, на первый взгляд, ничего, вежливая, разговорчивая, довольно красивая.
— Спасибо, папа.
— Скажи, когда свадьба, так мы боровка забьем, колбас наделаем, чтобы все было как полагается. Все-таки Соляк женится, а к тому же еще и офицер.
— Спасибо, но мы большой свадьбы делать не будем…
— Почему? Я тебе помогу, да и тесть с тещей, верно, тоже. Я не считаю, что нужно жить по пословице «все заложи, но поставь», но если человек в состоянии… Ты с тестем разговаривал?
— Да. Но видишь ли, все немного осложняется тем, что мы не пойдем венчаться в костел, понимаешь?
— Вот оно как…
— Тесть, может, и согласился бы, а теща и слышать не хочет.
— Покойнице матери тоже не понравилось бы.
— Папа, ну пойми ты меня, зачем мне устраивать цирк, если я в костел не хожу?
— Подожди. Для одного — это цирк, а для другого — глубокая вера. Нужно этих людей понять. Они старые, в этом духе воспитаны, в этой вере их отцы, деды жили, а теперь вы, молодые, все хотите перевернуть вверх дном.
— Так что же, я должен туда идти вопреки своей совести, должен обманывать, и не только себя?
— Ты от своего отца никогда не слышал и не услышишь, чтобы он тебя заставлял против совести идти. Делай всегда так, как тебе разум и сердце подсказывают. Но помни, что у других людей тоже есть свой разум, свое сердце и своя совесть… Ну, пошел, Гнедой, у нас еще много работы.
Молодой Соляк был такой же твердый, по-крестьянски упрямый, как жешовская земля, на которой он родился. И к тому же ему повезло, что он встретил и полюбил Анну. Полюбил, и она его полюбила. Анна и Сташек поженились в сентябре. Не было никакой свадьбы, они только обещали любить друг друга перед сотрудниками загса, не было длинного белого платья, зеленого мирта, букетов, свадебной процессии, шаферов и подружек, орган не играл марш Мендельсона, потому что как раз разбилась пластинка, а может быть, служащий просто спешил домой, никто не кричал «горько, горько», не было свадебного путешествия и не было даже спокойного угла для первой брачной ночи… Только через неделю после женитьбы молодой супруг взял такую же молодую жену за руку и привел ее в снятую комнатку в Орлове, в которой единственной их собственностью был транзисторный приемник марки «Сельга».