Второй раз что-то громыхнуло — похоже, взрыв. И тут Анджей вспомнил о том, что склад стоит совсем недалеко от нефтехранилища, и его охватил парализующий страх. «Это горит цистерна, — подумал он. — Если она взорвется, я погиб!»
С бьющимся сердцем он застыл, прислушиваясь. Ему казалось, что прошли века, а на самом деле только доля секунды отделяла его от того момента, когда он услышал тот второй, более сильный удар. Анджей не успел даже осознать того, что взрыв потряс стены склада. Ему казалось, что он бежит довольно долго, пытаясь спрятаться от разрушительной силы взрыва, а на самом деле Квек не успел сделать и полшага, как вдруг почувствовал стремительно нарастающую боль.
2
Мастер Жардецкий смотрел на своих людей и не узнавал их: они были совсем другие, чем обычно. Правда, около него стояла только половина смены. Алойз, всегда такой спокойный и неразговорчивый, кричал теперь громче всех:
— В тюрьму их! Пусть отвечают! Это они виноваты!
Мастер не понимал, кого Алойз имеет в виду. Но по привычке махнул рукой, как всегда, когда хотел сказать, что это сейчас не имеет значения, что есть дела и поважнее.
— А ты мне руками перед носом не размахивай! — разобиделся Алойз.
Мастер, не обращая на него внимания, поднял руку вверх.
— Больше никого не будет?
— Нет. Только мы.
На его вопрос ответил Мишталь. Лицо у него было неподвижным, почти застывшим.
— Нечего здесь командовать! — кричал Алойз. — Надоело, понял?
— Заткнись.
Жардецкий впервые с момента катастрофы услышал голос Пардыки. Старик без конца обтирал вспотевшее лицо грязным рукавом комбинезона, все больше размазывая по щекам черные полосы.
— Тебе что? — рявкнул Алойз.
— Гасить надо, — ответил тот.
Остальные не вмешивались, наблюдая за этой сценой. Никто не решился возразить Алойзу. Впрочем, все понимали, что положение довольно серьезное. Там горит нефтехранилище, его крыша обрушилась на склад, и теперь столб огня поднимался до неба. Две цистерны еще были целы, но как долго они продержатся? Цистерны стояли довольно близко одна от другой; если нефть перельется через край ограждающей их насыпи, огонь не пощадит никого.
Жардецкий смотрел на лица своих товарищей. Ему казалось, что лица мертвы, как камень, и не обещают ничего хорошего. Мастер тяжело вздохнул.
— Алойз, — сказал он довольно громко, так, чтобы его голос слышали все.
— Чего тебе?
— Давай-ка начинай командовать. Сделай что-нибудь. Они тебя послушают.
— Что?
— То, что я сказал.
— Не хочу.
— А я тебе говорю: командуй!
— Тут дураков нет! Ты — мастер, тебе за это деньги платят.
— Не хочешь? — спросил Жардецкий.
— Нет!
Мастер подошел поближе.
— Не хочешь — не надо. Но тогда молчи! — Он схватил его за плечи. — Молчи, понимаешь? И не мешай!
— Убери свои лапы, — буркнул тот.
— Не хорохорься, — крикнул Пардыка, неизвестно к кому обращаясь, но Алойз принял это на свой счет.
— Убери свои лапы, — сказал он еще раз. — И говори, что надо делать.
— Хорошо. — Жардецкий отошел от него. — Все пойдут?
Люди молчали. Но никто не собирался уходить домой. Мастер облегченно вздохнул.
— Здесь, если мы сами этого не захотим, никто командовать нами не будет, — неожиданно сказал Мишталь. До этого он только раз вмешался в разговор. И вот сейчас снова. Но его слова звучали твердо. Мишталь стоял в центре группы, прямо против мастера, и смотрел ему в глаза.
— В чем дело? — Жардецкий и вправду от него этого не ожидал.
— Захотел и остался. Захочу и уйду, — ответил Мишталь.
— Что?
— Никто здесь нами командовать не будет! И решать за нас!
— Что тебе надо? Говори!
Мишталь пожал плечами. Люди плотнее обступили старика, а может, мастеру это только показалось.
— Ну?
— Слишком много кричишь, — услышал он. — Нам это надоело.
— Я кричу? — удивился Жардецкий. — Я?
— Ты и раньше любил поорать, — поддакнул Алойз. — Скажешь, нет?
— Мы — люди. — Пардыка произнес это твердо, раньше никто не слышал, чтобы он так говорил.
— А я что, не человек? — побледнел Жардецкий. — Ну и черт с вами, если я вам не нравлюсь. Я никому ничего плохого не сделал. А теперь пусть кто-нибудь другой скажет, что надо делать. Только скорее, скорее!