— Разве можно играть в такую серьезную минуту!
Мик-Мик поневоле замолкает, делает круглые страшные глаза по адресу Симочки, которая фыркает от удовольствия, и преважно разваливается в кресле. Проходит минута. Все встают, крестятся на большой образ в углу гостиной. Потом бабушка крестит и целует Киру, точно он едет бог знает куда, на край света, в южную Америку, в гости к индейцам. Няня плачет, а monsieur Диро что-то подозрительно долго сморкается в углу.
Мик-Мик тоже извлекает платок из кармана, закрывает им лицо и начинает всхлипывать на весь дом, причитывая в голос, как деревенская баба:
— Не уезжай, голубчик мой, не покидай поля родные!
Это так смешно, что нельзя не смеяться. И все невольно смеются веселой выдумке. Симочка — громче всех.
Франц исчезает куда-то и через минуту появляется с объемистой корзиной в руках.
— Это еще что такое? — спрашивает Мик-Мик, делая удивленные глаза.
— Завтрак-с!.. — слышится невозмутимый ответ Франца.
— Какой завтрак? — недоумевает Мир-ский. Корзина большая, фунтов на пять; какой и кому может быть туда положен завтрак? Франц поясняет «господину студенту»:
— Барыня приказали уложить для молодого барина завтрак в емназию. Здесь Скобелевские битки в судке с гарниром, в этом углу осетрина под соусом майонез, и еще компот в стакане и груша… А в бутылочке — горячее какао; оно обернуто в вату, чтобы не простыло.
— Ха, ха, ха, ха! — разражается смехом Мирский, — да что вы меня уморить хотите, что ли? Завтрак из трех блюд в гимназию! Да еще горячее какао! Да когда и где его ваш Кира съесть сумеет?
И Мик-Мик буквально падает в кресло от обуявшего его смеха. Бабушка в смущении. Няня в обиде.
И что вы, мой батюшка, и где это видано, чтобы ребенку есть не давали! — ворчит она, кидая недовольные взгляды на студента.
— Да поймите вы, старушка божья, ведь с таким запасом на новую Землю, на необитаемые острова, к голодающим в Индию ехать впору! — горячо протестует Мирский. — Кире бутерброд с телятиной или котлетку холодную довольно взять с собою.
Но тут уже вступается бабушка.
— Всухомятку-то! Чтобы животик заболел! Голодом морить прикажете его! Слуга покорная, я слишком люблю моего Счастливчика! Да и пилюли ему надо принимать перед завтраком. Как же он перед едой всухомятку пилюли принимать станет?
— Франц, — неожиданно приказывает бабушка, — вынеси корзину в пролетку и поставь на козлы в ноги Андрону.
Мик-Мик безнадежно машет рукой, потом оборачивается к Счастливчику:
— В добрый час, Кира! Желаю успеха. Помните мои слова: «быть маленьким мужчиной», — и он крепко сжимает щупленькую ручку мальчика. Monsieur Диро берет за руку Киру и ведет на крыльцо. Все провожают мальчика и гувернера.
Бабушка стоит у окна гостиной и машет платком.
— С богом, с богом!
Мик-Мик на крыльце корчит презабавную гримасу. Симочка заливчато смеется. Няня крестит вслед пролетку, на которой уже сидят Счастливчик и обнявший его за талию monsieur Диро. Вдруг остановка. Кричат, машут руками, волнуются на крыльце. Франц стрелой выносится.
— Пилюли изволили забыть! Барыня приказали, чтобы беспременно скушать одну перед завтраком.
— Хорошо, хорошо!
Андрон подбирает вожжи. Разгуляй встряхивается и сразу быстрой иноходью берет от крыльца. Уже на всем ходу протягивает руку Франц и сует Счастливчику аптечную баночку с пилюлями, которые он обязательно принимает перед завтраком и обедом.
Счастливчик приподнимает фуражку, глядит в окно, в котором видна седая голова бабушки, улыбается и кивает головой. — В добрый час, Счастливчик, в добрый час!
ГЛАВА IX
Шум, гвалт, крик, суета…
В первую минуту Счастливчик совсем глохнет от этого шума. Глаза его плохо различают, что происходит вокруг… Он только что вошел сюда с классным наставником, переданный ему с рук на руки monsieur Диро. Сам monsieur Диро уехал домой, обещав снова вернуться к двум часам, к концу уроков, а классный наставник повел Счастливчика в класс.
В классе точно нашествие неприятеля — такая возня и суматоха. Классный наставник, худенький, тщедушный, болезненного вида, еще молодой человек, с сердитыми глазами, кричит с порога:
— Сейчас молчать! Если не замолчите, буду записывать!
Шум несколько стихает. Но возня продолжается. Мальчики прыгают по скамейкам, наскоро роются в ранцах, вынимают книги, кладут их на учебные столы… Этих учебных столов в классе очень много. Называются они партами. Кроме парт Счастливчик замечает посреди класса большую кафедру для учителя, черные доски, на которых пишут мелом уроки и задачи, глобус в углу, на стенах карты, пол, залитый чернилами, и электрические лампочки с матовыми колпаками, спускающиеся с потолка. В углу висит образ Николая Чудотворца. В другом углу, около большой изразцовой печки, стоит ящик для мусора. В третьем углу — шкаф со стеклянными дверцами и зеленой занавеской, так что не видно, что спрятано в нем.
Счастливчик охватывает всю обстановку класса одним взглядом. Потом глаза его разбегаются… Мальчики, мальчики и мальчики! О, сколько их здесь, в классе!
— Слушай, Раев, — говорит классный наставник Счастливчику, — у тебя невозможные волосы; завтра же изволь наголо обстричь эти вихры.
И он презрительно окидывает недовольным взглядом чудесные длинные, белокурые локоны Счастливчика.
«Раев!», «Изволь завтра же!», «Вихры!»
Какие новые необычные слова для Киры!
Никто еще, никто в жизни не говорил с ним так холодно и строго!
Большие черные глаза Счастливчика поднимаются изумленно на классного наставника, но он уже далеко, его нет в классе. Только из-за двери доносится его надтреснутый, раздражительный голос.
— Через десять минут молитва, — обращается он к мальчикам, — извольте одни стать в пары и идти в зал. Мне надо видеть инспектора.
В минуту Счастливчик окружен тесным кольцом черных курток и любопытных лиц его новых приятелей.
— Вот так новичок! — звучит задорный голос над самым ухом Счастливчика. — Ждали мальчика, а он, нате-ка, девчонка!
— Не девчонка, а овца! Овца… Бэ-бэ-бэ-бэ!
— Просто лохмач какой-то!
— Овчарка!
— У моей сестры точно такая кукла! Нечесаная!
— Здравствуй, Перепетуя Акакиевна! Длинноволосая девица!
Голоса звенели весело, выкрикивали звонко.
Кольцо мальчиков сжималось все теснее и теснее вокруг онемевшего, оторопевшего Счастливчика. Изумленный, растерянный, но не испуганный нимало, Счастливчик только окидывал окружающих его мальчиков своими огромными черными глазенками, точно спрашивая, что им всем надо от него.
Мальчики не унимались. То здесь, то там слышались восклицания:
— Клоп какой-то!
— Лилипут! Карлик!
— Блоха!
— Козявка!
— Братцы, да это тот самый, что так смешно у Арифметики экзаменовался!
— Ей-ей, он самый!
И не успел он ничего ответить на их дерзости, как чьи-то руки крепко охватывают его около ушей, и Счастливчик в одну секунду поднимается в воздух.
Ему очень больно. Сильные руки мальчика схватывают его так неприятно прямо за уши. И шее больно. Словом, положение далеко не из приятных.
— Вот тебе Москва! Вот тебе Москва, златоглавая Москва! — кричит Кире резко в самое лицо высокий мальчик.
— Оставь сейчас же новенького в покое! — раздается в тот же миг звонкий, сильный голос, и из-за спин товарищей выскакивает плечистый, рослый крепыш с румянцем во всю щеку и с широким, открытым лицом. — Слушай, Подгурин, если ты тронешь еще раз малыша, я тебе так залимоню!
И тут краснощекий порывисто схватывает за ухо высокого мучителя Киры и, раскачивая его, приговаривает:
— Вот тебе, вот тебе, я тебе залимоню!