— Дмитрий Васильевич! Простите мне мое любопытство, но мсье Кушелев-Безбородко рекомендовал Вас, как лучшего знатока города.
— Григорий Александрович преувеличивает мои знания!
— Нет, нет! Я ценю Вашу скромность, но даже за то краткое время нашего знакомства, я уже составил о Вас, как мне кажется верное мнение. Вы действительно кладезь знаний о Петербурге! В этом я уже убедился!
— Ну, хорошо господин Дюма! Я понимаю, что Вас интересует что-то конкретное. Чем могу быть полезен?
— Друг мой! Вы меня весьма обяжете, если расскажете, какую ни будь романтическую, или наоборот страшную легенду о Петропавловской, или вернее как сказал граф, о Санкт-Петербургской крепости. Он определенно говорил о Вас как о лучшем знатоке столицы! Я пополню свой багаж знаний о России, а мы проведем плодотворно время после обеда! Обед был прекрасен, я непременно запишу рецепты блюд, которыми мы угощались. Но знаете, я не хочу терять время даром, и если Вы сможете мне поведать нечто тайное, я непременно напишу об этом в путевых заметках о России.
— Хорошо господин Дюма. Я расскажу Вам две легенды. Первую поведал мне мой знакомый N, когда два года назад, я охотился во Владимирской губернии. Помещик N крайне нелюдимый, не имеющий семьи, не делающий визитов к соседям, и сам не принимающий оных, представлял, из себя, в уезде весьма интересную личность. Случай свел нас, и в минуту откровенности он поведал мне сию легенду. Я поведу свой рассказ местами от его лица, для удобства повествования. Так как рассказ меня поразил, я попытаюсь передать весь колорит его сообщения.
— Я весь внимание!
— Мой знакомый, от лица которого я поведу повествование, закончил «Императорский сухопутный шляхетный кадетский корпус» основанный при Императрице Анне Иоанновне, и был выпущен в гренадерский генерала от инфантерии Андрея Григорьевича Розенберга полк. Времена были Императора Павла I, и все полки русской армии именовались по шефам. Поступил он в полк прапорщиком.
Но ближе к интересующей Вас истории. Был февраль 1800 года. В тот день он оставался в полку без отпуска, поелику находился в должности товарища дежурного по полку. А теперь собственно его рассказ…
«После обхода помещений полка, по вечернему времени и развода караулов я вместе с дежурным по полку поручиком князем Вяземским сидел я в кордегардии, отмечая в ведомости караулов замеченные неисправности. Появился караульный унтер-офицер со словами:
— В полк прибыл дворцовый скороход, требует товарища дежурного по полку!
Князь Вяземский сказал мне, чтобы я оделся по всей форме, не дай Бог, Император заметит какую-либо неисправность. Отправит в Сибирь, бывали примеры! А то, что меня вызывает сам Император, не подлежит малейшему сомнению!
Я надел епанчу, предварительно убедившись, что мундир в исправности, поправил парик, шляпу и был готов следовать за скороходом.
Меня привезли к новопостроенному Михайловскому замку. Сопровождаемый скороходом я беспрепятственно прошел в боковой вход по узкому мостику надо рвом. Мы поднялись по узкой винтовой лестнице и оказались перед запертой дверью. Скороход постучал в нее особым образом, дверь открылась, и япосле перехода по внутренним лестницам и переходам, предстал перед Императором. Я вытянулся перед ним, с трепетом ожидая разъяснения моего вызова. В голове мелькнула история превращения остановленного на Невском проспекте прапорщика лейб-гвардии Его Императорского Высочества Александра Павловича полка, последовательно за четверть часа произведенного императором в поручики, штабс-капитана, капитана. В возможность такого случая со мной, не верилось. Здесь что-то иное.
Мой провожатый доложил:
— Ваше Величество! Ваше повеление исполнено, вот тот офицер о коего Вы изволили приказать привести!
— Выйди за дверь и подожди. — Ответил ему повелитель одной восьмой части суши.
Скороход вышел за дверь. Казалось, император не обращает на меня внимания. Он прохаживался возле бюро стоявшего возле окна, потом подошел к нему и торопливо что-то стал писать. Искоса я осмотрелся. По всей вероятности это была спальня императора. Стоя ни жив, ни мертв, я рассматривал кресла, бюро, другую обстановку. Наконец император закончил писать, сложил и запечатал конверт. Взял понюшку табаку из раскрытой, стоявшей на бюро табакерки. Чихнул. После этого казалось, он заметил меня.