Прошла зима и весна, в начале которой Иммануилу исполнилось девятнадцать. Лето промелькнуло душным воспоминанием. Значительным событием стало лишь окончание Иммануилом гимназического курса. Теперь он официально становился взрослым человеком. К немалой радости Иммануила, матушка начала потихоньку поправляться, интересоваться текущими делами и новостями. Выходила на прогулку по саду и парку. Приняла первых посетителей и продержалась с ними визитное время. И в конце лета семья Бахетовых отправилась в Крым.
На полуострове Бахетовы чаще всего останавливались в Кореизе, в серокаменном, грубой кладки, оригинальном дворце, охраняемом целым прайдом мраморных львов в зарослях самшитов и олеандров. Иммануилу дворец не очень нравился, казался диким и неизящным, но он находился на самом побережье, над морем, откуда открывался прекрасный вид. Неподалеку располагались имения великих князей и самого государя.
В первый же день во дворец пожаловал великий князь Павел – загорелый, возмужавший, с подозрительным блеском в темных глазах. Иммануил мгновенно сбросил с себя отстраненность последних месяцев, внезапно почувствовал, как сладкая истома разлилась по телу. Павел открыто улыбнулся, показав ровные белоснежные зубы.
- Не угодно ли спуститься к морю, дон Мануэль? – напоминая сразу обо всем, осведомился великий князь.
- О да, - выдохнул Иммануил.
Павел запросто и даже как-то своевольно завладел тонкой рукой князя и потянул его вниз, по каменистой ухоженной дорожке, вдоль цветущих кустов и пальм. На полпути, не дойдя до дикого пляжа, юноши остановились, и Иммануил ощутил на своих губах жаркие губы Павла. Молодой человек, будто наверстывая упущенное, страстно целовал и смело забирался руками под белую рубашку. Иммануил быстро одурел от такого напора. Тело тут же вспомнило, как долго обходилось без ласки, откликнулось, затвердело в паху. Павел подтолкнул одурманенного вожделением юношу к какой-то отвесной скале, прижался бедрами к чужим бедрам. Они не продержались долго, почти одновременно простонали на пике удовольствия, не прерывая поцелуя. Так и сползли на теплую землю в объятиях друг друга - обессиленные, ошарашенные порывом собственной страсти. Иммануил пристально рассматривал друга: еще более высокий, сильный, изящный, темные растрепанные волосы и карие глаза с сумасшедшинкой, прямой нос, уверенная улыбка и смело очерченные крупные губы. Определенно, этот восемнадцатилетний молодой человек был рожден, чтобы покорять сердца. Павел осторожно погладил ладонями лицо Иммануила, пристально вгляделся в кажущиеся бесстрастными серые глаза. Князь зажмурился, чуть заметно дрогнул покрасневшими губами. Это послужило сигналом. Они снова сумасшедшее целовались, до головокружения и дрожи по чувствительной коже.
К вечеру во дворец пожаловал еще один гость, знаменитый князь Рукавицын, с целым коробом превосходного шампанского со своего завода. Иммануил и Павел прибежали к гостю в числе первых, завладели бутылками, сколько смогли унести в руках и поволокли добытое в гостевой домик, где остановился Павел. Князь моментально споил всех слуг и домочадцев. Матушка Варвара Георгиевна, завидев внушительную фигуру князя, с причитаниями спряталась в своих комнатах и не выходила, пока Рукавицын не напился пьяным и не свалился на огромный, единственный по его росту, диван в большой гостиной.
Иммануил с Павлом быстренько распили первую бутылку превосходного игристого, повеселели, разоткровенничались, признались друг другу в том, что страшно соскучились, обнялись и, прихватив с собой еще пару бутылок, снова отправились по ступеням вниз к морю, где была устроена купальня.
Они были одни на диком пляже. Вся челядь дворца отдыхала в пьяном угаре в прохладных помещениях. Никого чужих на территорию не пускали. Благородное вино раскрепостило разум, выпустило на волю все тайные желания. Молодые люди не поняли, как остались без одежды в теплых волнах мелководья. Поначалу они смеялись и плескались, робко поглядывая друг на друга. Но вскоре осмелели, приблизились, протянули руки… Тонкие юношеские фигуры казались совершенными, а кожа - необыкновенно гладкой. Оказалось, что это так невозможно приятно - когда обнаженного тела касаются любопытные руки и пальцы. Оказалось, это удивительно сладко – смотреть при этом в глаза напротив, подернутые туманом наслаждения. И если стонать и кричать, не сдерживая себя - как многократно увеличивалось удовольствие! Они ласкали друг друга, ощупывая в самых укромных местах, краснея и одновременно посмеиваясь, целуясь мокрыми и горько-солеными от морских брызг губами. Наверное, это не пришло бы им в головы в первый же день встречи, будь они трезвы… И они были готовы на дальнейшие эксперименты, но не выдержав, повалились на песчаное дно, изливаясь семенем в древнее море. А потом, слегка придя в себя, натягивали на мокрые тела нагретую солнцем и песком одежду, робко улыбаясь, оглядываясь наверх, на возвышающийся среди зарослей дворец.
Лежа ночью в своей постели, Иммануил обдумывал, как бы ему проникнуть в домик великого князя. Это было опасно - матушка не спала ночами, могла сидеть с рукоделием в любой комнате или прогуливаться по парку и ненароком заметить крадущегося на подозрительное свидание сына. Тогда бы дружбу с Павлом ему запретили, дабы не скандализировать юношу царского рода.
Поутру в оживший дворец потянулись гости. Едва спровадив похмельного князя Рукавицына, матушка принимала соседей, в том числе – с радостью – великую княгиню Елену Александровну, которая окинула племянника и старательно изображавшего святую невинность Иммануила подозрительным взглядом кротких серых глаз. Ее визит закончился тем, что она зазвала младшего Бахетова вместе с Павлом в Ливадию, в резиденцию государя, где расположилось на отдыхе все великокняжеское семейство Никитиных. Юноши дали клятвенное обещание прибыть, а пока сбежали с появившимся князем Бахетовым-старшим на конную прогулку в горы, на смешных татарских низкорослых лошадках. Для храбрости взяли с собой остатки рукавицынского шампанского. Бог ведает, как после этого они вернулись домой целыми и невредимыми. Князь Бахетов рассказывал небылицы про приключения на вершинах, но Иммануил верить отказывался. Да и помнил из той прогулки лишь горячие поцелуи, украдкой даримые Павлом.
В Ливадии было шумно и весело. Огромный дворец в итальянском стиле, с большими светлыми залами, вмещал всех желающих. Молодежь веселилась, как могла. Но именно сейчас Иммануил желал бы уединения со своим вновь обретенным другом. Как нарочно, Павлу уделялось преувеличенно много внимания - приближалась дата его восемнадцатилетия, которую было решено отметить с царским размахом.
Первая неделя сентября ознаменовалась громким праздником. Иммануил ждал этого дня с предвкушением задуманного сюрприза, а Павел – с плохо скрываемым раздражением. Поскольку государева семья находилась на отдыхе, то празднование совершеннолетия великого князя было ограничено малым приемом, катанием на яхте и потрясающим воображение фейерверком над Черным морем. К моменту, когда в синем небе расцвели пышные разноцветные цветы, молодежная великосветская компания была уже изрядно уставшей. Барышни, восхищающие еще днем свежестью и изяществом, едва дышали в своих тугих парадных туалетах. Кавалеры, бесконтрольно набравшиеся вином, удерживались в вертикальном положение лишь при помощи неподвижных снастей яхты, за которые хватались руками. Взрослые великие князья, во главе с государем, со смехом наблюдали за юными кутилами - видимо, решили позволить молодежи повеселиться и в результате неплохо развлеклись сами. Иммануил, из своих собственных соображений, был абсолютно трезв. К его удивлению, новорожденный почти не прикасался к алкоголю, выпив лишь в начале праздника пару бокалов шампанского.