Мнение будущих тещи и тестя было недалеко от позиции родителей Иммануила, к тому же, в центре сплетен находились их ближайшие родственники. Особенно возмущало Никитиных истории о лечении юных царевен от головокружений и недомоганий какими-то подозрительными народными средствами. В сочетании с похотливым обликом Заплатина, сплетни выходили с неприличным подтекстом.
Не особенно вдаваясь в подробности, Иммануил мимолетно высказался о нахождения корявого мужика в приличном обществе и занялся ухаживанием за княжной Инной, приготовлениями к свадьбе, налаживанием жизни на родине. Меньше всего князя волновали приключения мужика во дворце государя.
А мужик о молодом князе, оказалось, не забыл. Вскоре после окончательного возращения из Лондона Иммануил получил записку от мадам Д. с просьбой нанести визит и встретиться с Еремеем, он-де соскучился и желал бы видеть князя Бахетова. Иммануил выбросил письмо, не имея даже слов от возмущения. Два последующих приглашения подобного содержания ждала та же участь.
- Ну и наглые мужики стали после отмены крепостного права, - заметил великий князь Павел, когда растерянный Иммануил рассказал о вопиющем случае. – Смотри же, князь, он настойчивый, старец-то. Еще лечить тебя вздумает.
Самому Павлу было уже не смешно, да и Иммануил вскоре понял, что шутки с провидцем плохи - тот обиделся и подсыпал соли в непростые отношения между князьями Бахетовыми и государевой семьей. Свадьба с Инной чуть было не расстроилась, государыня при встрече с молодым Бахетовым строго поджимала губы и разговаривала сквозь зубы, словно уже причислила Иммануила к стану врагов.
Дальнейшие события увлекли Иммануила, заставляя забывать о посторонних личностях - свадьба, путешествие в Европу, Каир и Иерусалим. Начавшаяся война. В Петербурге, казалось бы, ничего не говорило о военном конфликте, лишь общее напряжение на лицах прохожих, разговоры в салонах, да тревожные выкрики мальчишек, озвучивающих заголовки утренних газет. Как единственный сын Иммануил был освобожден от призыва, но подал прошение на поступление в Пажеский корпус для получения военного образования. Увлекся устройством госпиталя в одном из запустелых имений Подмосковья – с фронтов начинали поступать раненые. Лично подобрал персонал и штат опытных врачей, чем вызвал одобрение у правящей семьи – государыни Софьи Александровны, которая с дочерьми также занималась уходом за пострадавшим, и вдовствующей Государыни-матери, возглавляющей Красный Крест. Иммануил подумывал и об организации санатория в Крыму, в Балаклаве, где имелся просторный, но необжитый дворец.
Молодая княгиня Бахетова с горячим энтузиазмом помогала супругу, открывая в его личности новые грани. Инна все больше привязывалась к мужу, дарила его застенчивыми ласками, уже не боялась и не стеснялась. Наконец между ними завязались те нежные узы, что отличали влюбленных. Иммануилу нравились эти отношения, где пока все было ново, зыбко, акварельно-таинственно. На контрасте с разговорами, в которых супруги не имели запретных тем, их любовная близость еще не была полностью раскрыта, они изучали друг друга не торопясь, с интересом, но недомолвками. Все-таки Иммануил не мог прямо, как Павла, спросить юную жену об интимных предпочтениях или пожеланиях. Впрочем молодой мужчина полагал, что секреты между полами на то и существовали, чтобы не постигнуть их до конца.
А Петербург все бурлил слухами и сплетнями. Начало войны прошло удачно для русских войск, кампании разрабатывались талантливо, армия проникала вглубь прусских территорий, но вскоре необъяснимые ошибки больших чинов привели к тому, что атаки на фронтах захлебывались, войска отступали с завоеванных позиций. Плохо работало обеспечение, не хватало продовольствия, одежды и боеприпасов. В обществе упорно муссировались слухи об измене. Повсюду виделись немецкие шпионы, а главные недруги, по мнению обывателей, поселились во дворце, опутали слабого государя. Во всех бедах обвинялись сама государыня Софья Александровна, урожденная немецкая принцесса, и мужик-предатель, явно или по глупости позволивший окружить себя шпионами.
В задумчивом настроении с прусского фронта прибыл великий князь Павел. Почти полгода не видавшиеся друзья не могли оторваться друг от друга, заперли все двери второго этажа тихого дворца, спустили тяжелые шторы. Иммануил жадно рассматривал возмужавшего любовника – загоревшего, со впалыми щеками и темной тенью усов над верхней губой. Вдыхал горьковатый пряный медовый запах его мускулистого тела – такого прекрасно-мужественного, что желание застилало все разумные мысли. Павел крепко сжимал князя в объятиях, словно не верил в реальность долгожданной встречи. Целовал, не в силах насытиться – прикусывая гладкую кожу, прижимаясь всем телом. И овладевал – со страстью почти ненормальной, с полыхающими почерневшими глазами, причиняя боль, граничащую со сладостью желанной близости. Иммануил плавился в сильных загорелых руках, отдавался, вскрикивал от особенно глубоких толчков в отвыкшее от проникновений узкое нутро, но отчего-то наслаждался яростным соитием, и в ответ крепче сжимал пальцами рельефные плечи друга – до кровавых синяков, и взорвался пряным восторгом даже раньше великого князя, стоило тому лишь ускорить ритм, нависнуть над покорным любовником, роняя ему на грудь капли пота с растрепавшихся темных волос.
Они еще обнимались, перемешивая запахи своих тел, соприкасаясь влажными бедрами, когда страсть снова нахлынула горячей безумной волной, и уже Павел, изгибая поясницу, шипел и вскрикивал от болезненного вторжения. И так же, как Иммануил, все равно подставлялся, желая прочувствовать друга всеми клетками своего тела. Несмотря на боль, его член был тверд и горяч, истекал полупрозрачным секретом, чутко реагировал пульсирующими венками на гладящие тонкие пальцы. Иммануилу до одури хотелось толкаться вглубь еще сильней, заполнить собой тесное пространство, и все чаще задевать небольшой бугорок внутри жаркого тела, от чего великий князь сладострастно стонал и жмурился. Безумство быстро достигло пика и заставило любовников снова вцепиться друг в друга, порывисто и жадно целуясь.
После подвигов на фронте страсти водные процедуры были необходимы обоим. К счастью, новомодная, заказанная в Италии чугунная ванна оказалась достаточно вместительной, чтобы Иммануил, не думая долго, предложил залезть в согретую воду вдвоем. Смеясь над развратностью и отчасти античностью своих действий, любовники устроились, соприкасаясь коленками. Приятная усталость предполагала неспешную беседу. Иммануил лениво рассказывал Павлу о свадебном путешествии, Павел – о военной компании, старательно обходя острые темы.
К серьезному разговору они приступили лишь когда, освеженные и частично одетые, расположились в кабинете – Павел с трубкой, Иммануил – с бокалом красного вина. Мысли о политическом кризисе посещали обоих друзей. Павел, как военный, видел в подрыве государевой власти происки германских шпионов. По пути в столицу он встречался с главнокомандующим, дядей государя, великим князем Федором Федоровичем, пользующимся любовью у солдат и больших чинов, отличным военным стратегом. Федор Федорович поделился с Павлом озабоченностью, что их военные планы откуда-то известны немецким командирам, оттого и получаются у прусаков удачные контратаки, а русские войска терпят удар за ударом. Павлу было известно, что государь состоял в постоянной переписке с государыней и делился с ней своими мыслями и планами.
- Иначе говоря, ты считаешь, что информация в Пруссию идет прямо из дворца? – сделал вывод Иммануил.
- Так считают главнокомандующий и кузены, - нахмурился Павел. – Государыня, разумеется, вне подозрений, но ее желание помочь супругу и безграничная вера в своего провидца играют на руку тем, кто давно поднаторел в подобных играх. Мужик может и не знать о своей роли – он все-таки не Бонапарт. Пьет себе, разгульничает, вещает проповеди о прекращении войны, но подобравшиеся к нему люди постоянно в курсе содержания писем государя. Хотя это только догадки и слухи, - Павел развел руками. – Чтобы сделать правильные выводы, надо самому подружиться с мужиком. Я скоро уезжаю в Ставку – выпросил у государя позволения быть с ним рядом.