В комнату осторожно заглянула Нюрочка.
- К телефону вас, Еремей Григорьич, - прошелестела она. – Из Царского.
Мужик встал, покачнулся. На нетвердых ногах двинулся к двери, но с каждым шагом распрямлялся, трезвея буквально на глазах. Иммануил из любопытства последовал в полутемный коридор, где Еремей взял трубку новомодного телефона, связывающего его напрямую с дворцом в Царском Селе.
- И тебе вечер добрый, голубушка моя, - совершено нормальным голосом отозвался он на приветствие, по-видимому, фрейлины Маруси Дубовой. – А что с ним, с царевичем-то? Голова болит? Ну, дай мне его сюды.
Еремей помолчал несколько минут, шумно дыша в трубку. А потом вдруг нараспев, так душевно и ласково, что у Иммануила мороз прошел по коже, заворковал в черную трубку.
- Что же ты, Ванечка не спишь-то? Время-от какое позднее! Головушка болит? Не болит, не болит у тебя ничего, поди спать. Не болит головушка, я говорю. Верь мне, голубчик, спи с Богом.
Поговорив с Наследником, Еремей немного помолчал, откинув сальную голову к стене.
- Вот так-то, - сказал внезапно Иммануилу. – Хотел тебя к цыганам зазвать, но не поедем сегодня. Может, еще в Царское отправиться придется. Хотя чую, все успокоилось у болезного. Спой-ка ты мне лучше, князь. Полюбил я песни твои.
Мужик двинулся обратно в комнату. Иммануил пошел следом, сжимая гриф гитары. В голове у него переплетались мысли о том, действительно ли он присутствовал сейчас на сеансе мгновенного излечения и хватило бы у мужика наглости поехать кутить к цыганам. Вскоре Нюрочка сообщила, просунувшись в проем двери, что звонили из Царского – у наследника прошла боль и он крепко заснул.
Эпизод произвел впечатление на Иммануила. В мистику он не верил, но, определенно, способности мужика заставляли удивляться.
Домой князь вернулся поздно. Инес еще не спала, ждала в его спальне с нашумевшим французским романом в руках. Иммануил выразительно взглянул на часы.
- Вечером передремала, - отозвалась Инна.
- Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Иммануил, замечая бледность и трогательную тонкую шею в вырезе батистовой ночной рубашки. Инес улыбнулась той особенной улыбкой, которой в последнее время отвечала на подобные вопросы. Князь присел на кровать.
- И ела ли что-нибудь?
Инна устроила голову на его плечо.
- Не хотелось, – виновато выговорила негромко. – Все мое положение, постоянно нездоровится. Но это пройдет, я уже не обращаю внимания.
Иммануил не захотел мириться с ситуацией, нашел горничную жены, послал ее за питьем и закусками. Княгине было предложено несколько блюд, и опытным путем Иммануил выяснил, к чему жена была склонна в данный момент. Подшучивая над неправильностью своих действий, супруги установили тарелки прямо на кровати. Инес отложила в сторону недочитанный роман и обхватила изящными пальчиками бокал с прохладным напитком из сока апельсина и слабого чая, с добавлением мяты и капельки меда. Иммануил кормил супругу ананасом и соленым кавказским сыром, удивляясь, как это вообще можно есть в таком сочетании. Но Инна повеселела, на впалых щеках появился легкий румянец, глаза заблестели. Молодая княгиня уселась поудобнее, обняла мужа за талию.
- Вот видишь, ma chérie, - целуя шелковистые пряди у висков, заметил Иммануил. – Нужно было просто покушать.
- Расскажи, - попросила Инес, ожидая подробного отчета о встрече со страшным мужиком.
На некоторое время Иммануил совсем выпустил из виду знакомство с Заплатиным – занятия в Пажеском корпусе требовали времени и усилий, регулярные посещения госпиталя и распоряжения насчет приготовления усадьбы в Крыму к приему выздоравливающих не оставляли порой ни одной свободной минуты. К тому же Инна вдруг заболела корью. Иммануил, переживший недуг в раннем детстве, взялся ухаживать за женой. Опасение за здоровье ее и ребенка отнимали последние силы. К счастью, болезнь отступила, и в конце марта Инна родила здоровую малышку. Матушка и великая княгиня Катерина Николаевна в два голоса утверждали, что для хрупкого сложения и общего состояния Инна родила на удивление быстро и хорошо, но Иммануил, почти сутки не присевший, чутко прислушивающийся к любому звуку из спальни жены, то в оцепенении от волнения, то бегающий от доктора к родителям, признался, что это был самый тяжелый день в его жизни.
Малышка родилась крупненькая, горластая, сразу оповестившая о своем появлении весь дворец. Иммануилу, по традиции, дали полюбоваться спеленутой куколкой, украшенной ярко-розовыми лентами. Молодой отец, умилившись до слез, нежно поцеловал тонкую руку Инны и пушистенькую красную щечку дочки. Несколько дней Иммануил размышлял о нелегком процессе рождения человека на свет и решил больше не подвергать супругу таким испытаниям, а дочь беречь, как зеницу ока.
В небольшой домовой часовне бахетовского дворца новорожденную княжну окрестили, назвав Ириной. Крестными стали вдовствующая государыня Ольга Александровна и приехавший из Ставки на несколько дней государь Федор Николаевич. Иммануил сразу обратил внимание на постаревшего монарха и, вопреки радостному событию, тревога закралась в его сердце.
Великий князь Павел навестил молодых родителей лишь в начале лета, в зеленом и тихом Архангельском. Подержал на руках веселого младенчика, запутался в комплиментах молодой матери, а потом увел Иммануила на длительную прогулку, во время которой посвятил друга в печальные события – война проигрывалась по всем фронтам, а государь слабел от каких-то препаратов, которыми его старательно потчевал чудо-лекарь Тамаев. Противоречивые военные приказы породили глубокий конфликт государя и главнокомандующего. К счастью, с наступлением тепла Еремей Заплатин вдруг решил набраться святости и отправился в путешествие на землю обетованную, в Иерусалим. Страсти вокруг недостойного поведения мужика немножко поутихли.
Инес провела лето на водах в Карловых Варах, поправляя расстроенное после родов здоровье. Малышку поручили заботам матушки Варвары Георгиевна и Катерины Николаевны. Обе дамы были без ума от крошечной внучки и организовали ей безукоризненный уход. Иммануил с головой погрузился в работу своего госпиталя, с полного одобрения великой княгини Елены Александровны, ставшей настоящей духовной наставницей князя.
По осени восстановившаяся семья, с приехавшей из-за границы повеселевшей Инной, отправилась в Крым. Иммануил пробыл там недолго, проверил санаторий в Балаклаве и с ощущением выполненного долга вернулся к началу занятий в Пажеском корпусе.
Приглашение к Заплатину он получил через три дня. Даже и не удивился, догадавшись, что у «старца» существовали свои информаторы. Прихватил гитару, собираясь «порадовать» мужика несколькими разученными за лето цыганскими романсами. Следовало уже вплотную заняться провидцем, выведать его тайны. Из Ставки Иммануил получал короткие записки от Павла – государь вел себя все противоречивее, да и нестабильное состояние его здоровья заставляло родственников искренне волноваться.
За год в квартире Еремея ничего не изменилось, лишь на окнах появились парчовые «господские» занавеси, да красный угол украсила новая икона из Иерусалима. Мужик встретил князя ласково, выглядел довольным жизнью и сразу начал свои речи о Земле Обетованной, где сподобился побывать. Видимо, он уже не раз пересказывал путешествие, потому что говорил складно и увлекательно, Иммануил даже заслушался и, наконец, понял, от чего теряли голову поклонницы – мужик щедро приправлял свою речь уменьшительными и ласковыми словами, постоянно толковал о всеобъемлющей любви Бога, смешивая фразы в некий сладкий опьяняющий поток. К тому же Еремей с профессионализмом ярмарочного шарлатана проделывал все мелкие хитрости для того, чтобы расположить к себе собеседника – незаметно дотрагивался, поглаживал ладонью, смотрел прямо в глаза, чуть повторял мимику. К концу рассказа об Иерусалиме Иммануил чувствовал себя почти в религиозном экстазе и попроси его – тут же отправился бы в паломничество. На его счастье, в комнату, где соловьем разливался Еремей, зашла Нюрочка с огромной цветочной корзиной. Князь отвлекся на принесенное, тут же заметив еще несколько пышно составленных букетов.