До дворца доехали молча. В гостиной, куда Иммануил провел гостя, Еремей скинул свою тяжелую шубу и оказался в шелковой синей рубахе, бархатных штанах и новых, со скрипом, высоких сапогах. Тут же уставился на заставленный приборами стол.
- Что это, будто гости у тебя были? – насторожился мужик.
Иммануил присел на краешек стула.
- Да. Я же говорил, что раньше приехать за вами не получится. Только что товарищей проводил.
- Это хорошо, - Еремей уселся и положил на стол тяжелые руки.
- Давайте я угощу вас, Еремей Григорьевич, - старательно изображая веселье, выговорил Иммануил, придвинул вазочку и птифурами и конфетами.
- Ишь всё какое красивое, - усмехнулся Еремей. – Да не хочу, сладко не ем. Ты мне лучше винца налей.
Не говоря ни слова, Иммануил потянулся к буфету с бутылками. От того, что мужик наотрез отказался от пирожных, князь не сразу понял, что налил вино в чистый бокал, но менять было бы подозрительно, поэтому Иммануил вернулся к столу с фужером мускатного. Мужик тем временем все же соблазнился пирожными и поглощал их одно за другим. Князь медленно поставил бокал, во все глаза наблюдая за состоянием «святого старца». Еремей быстро выпил предложенное вино, облизнулся.
- А вкусное какое! Налей-ка еще.
Иммануил воспользовался просьбой, чтобы придвинуть отравленный бокал.
- Да что ж ты новый-то взял? В этот лей.
- Я вам другое вино открыл, - отозвался Иммануил. – А смешивать сорта не положено.
- Эка у тебя все чопорно. Только посуду испачкал, - усмехнулся Еремей, но послушно выпил розовый мускат трехлетней давности.
Вино пришлось мужику по вкусу, он потянулся за бутылкой, подлил себе еще и встал из-за стола, оглядывая интерьер гостиной.
Пристальное внимание мужика привлек объемный ящичек работы северных резчиков по дереву – в раскрытом виде он представлял собой классический иконостас, с искусно составленными из ценных пород дерева строгими ликами, с узорными украшениями и богатой тонкой резьбой.
- Затейная вещица, - пооткрывав ларец несколько раз, прокомментировал Еремей. - Много души мастер вложил. Налей еще, князь. Хорошая мадерца у тебя.
Иммануил подавленно налил чудному мужику еще, сбитый с толку крепостью сибирского организма. Может и правда заколдован? По словам аптекаря, яд должен был подействовать в течение пяти минут, но живой и невредимый Еремей опрокинул в рот очередной фужер изысканного вина, плотоядно улыбнулся, и вдруг с удивительным проворством метнулся к князю.
- А я знаю, зачем ты позвал меня, голубчик, - жарко прошептал, вызывая у Иммануила ужасающую волну леденящего страха.
Иммануил уставился в пьяное лицо мужика испуганными глазами, а Еремей похотливо оскалился.
- Манишь ты меня, князь, все вокруг да около. А вот как хорошо все сложилось – и мы одни здесь. Давно пора, истомился я уже.
С непонятно откуда взявшейся силой Еремей за руки поднял Иммануила и прижал бы к себе, если бы князь не уперся кулаками в грудь мужика, обтянутую нарядной рубахой в вышитых васильках.
- Ну-ну, - усмехнулся Еремей, глаза его зажглись знакомым голубым светом. – Сопротивляться, значит, вздумал. Спесь свою княжескую показать хочешь. Ну, так я все равно верх возьму.
Еремей легко потащил с трудом верящего в реальность происходящего Иммануила к диванчику и упал вместе с князем, придавив тяжелым, пахнущим дешевым мылом, телом. Прикосновение грубых заскорузлых пальцев к своей шее отрезвило Иммануила, заставило очнуться и задергаться из-под мужика.
- А не трепыхайся, голубь мой, - пропел Еремей и глубоко задышал. - Ишь, какой ты нежный-то. Кожа белая да мягкая, косточки тоненькие. Все равно, что барышня.
Тошнота подступила к горлу, когда широкая ладонь задержалась на щеке, Иммануил зажмурился, с трудом высвободил руку, нашарил на стоящем рядом изящном секретере тяжелую статуэтку и с размаху опустил на раскосматившуюся голову мужика. Глаза Еремея тут же утратили фосфорный блеск, в них мелькнула будто бы обида и непонимание, а Иммануил еще пару раз сильно приложил холодной фигуркой по спятившему от похоти мужику. Брезгливо скинул с себя тяжелое тело. Бездыханный Еремей с грохотом свалился на пол. Иммануил вскочил на ноги, нагнулся над незадачливым насильником, пнул в бок ногой. Еремей казался совсем неживым. От головы на светлом ковре растекалось красное пятно. Иммануил перевел взгляд на орудие защиты – небольшая обсидиановая фигурка крылатой греческой богини Немезиды явно намекала на неслучайность событий. Иммануил передернул плечами и, ощущая слабость в ногах и легкую дурноту, отправился наверх, сообщать соратникам о частичном выполнении плана.
Павел ждал на лестнице и был похож на гончую в стойке. Не мог просто бездействовать, караулил неподалеку, готовый прийти на помощь. Иммануил слабо улыбнулся трясущимися губами.
- Яд не подействовал. Но я его, кажется, пришиб.
Павел с удивлением посмотрел на друга, который, казалось, был близок к обмороку. Иммануил обессиленно сполз по стене на пол.
- Чтобы не смел… руки свои поганые распускать…
Не слушая дальнейшего бормотания, великий князь рванулся в комнату. С лестницы сбежали два других участника заговора, устремились вслед за Павлом.
Через несколько минут Иммануил все же нашел в себе силы зайти в ставшую ненавистной комнату. Трое мужчин стояли вокруг бездыханного мужика и обсуждали, как бы половчее и незаметнее избавиться от тела. Будришевич предлагал надеть мужицкую шубу и вернуться под видом «старца» домой, на случай, если все-таки была слежка. Павел подскочил к Иммануилу.
- Ты бледен ужасно, - заметил и подхватил под локоть, удерживая и прижимая к себе. – Чем это ты его?
Будришевич поднял с пола тяжелую статуэтку. Иммануил кивнул. Офицер подошел к столу, пристально разглядывая сладости, которыми не успел угоститься мужик. Вдруг страшный хрип привлек их внимание к «мертвому старцу». Еремей Заплатин пошевелился, шустро поднялся на четвереньки, как-то ловко схватил за щиколотку подбежавшего Будришевича и, резко дернув, опрокинул на пол, а потом с необычной для получившего удары по голове скоростью бросился к выходу. Заговорщики были настолько ошеломлены живучестью мужика, что позволили ему скрыться. Иммануил больше не мог бороться с дурнотой, в глазах потемнело, дыхание участилось. Павел выхватил револьвер и, сопровождаемый офицером, кинулся вслед.
Грубая ругань Будришевича привела Иммануила в сознание. Накидывая на бегу свою шубу, Иммануил выбежал на улицу. Замыкал погоню прихрамывающий Будришевич. На улице мело. Едва выскочив в снежную бурю, Иммануил услышал звук нескольких выстрелов и побежал на шум. У кованой ограды они заметили фигуры военных и мужика, валяющегося бесформенной кучей на белом снегу. Павел спокойно убрал свой револьвер.
- У самых ворот застигли. Он уже почти перелез.
Иммануил пнул мужика. На шелковой груди расплывались два темных пятна, снег вокруг был забрызган кровью. Страшное перекошенное лицо и остекленевшие глаза с жутким выражением не оставляли сомнений, что «старец» на этот раз был окончательно мертв.
Преданные лакеи завернули труп в заплатинскую медвежью шубу. Будришевич и офицер на автомобиле уехали в метель по направлению к мостам, чтобы сбросить тело в реку.
Павел и Иммануил не успели облегченно выдохнуть, когда к ограде подошел встревоженный городовой с полицейским.
- Ваши сиятельства, - взял мужчина под козырек. – Мы тут выстрелы услышали. Подошли узнать.
- Ничего особенного, - кутаясь в рукава шубы, отозвался Иммануил. - Вечер у меня с друзьями. Один напился и вышел палить из револьвера. Но тут такая метель, что он быстро пришел в себя.
Городовой кивнул, откланялся и ушел на свой пост.