Желая притушить бдительность отца и успокоить матушку, Иммануил всю зиму вел себя паинькой, прилежно учился и не предпринимал никаких попыток повторить интрижку с переодеванием, хотя честно признавался себе, что игра приводила его в неприличный трепет. Иммануил был разумным юношей и понимал, что подобная реакция по меньшей мере неправильная, но поделать с собой ничего не мог и страстно мечтал о том времени, когда сможет снова выходить в свет в своем «втором обличье».
В апреле матушка уехала на воды в Карловы Вары, отец - в принадлежавший ему полк, а Иммануил остался на попечении старшего брата. Благодаря прилежанию, младший князь мог не беспокоиться за годовой табель и отдаться веселой жизни, которой жил Борис. Старший брат с удивлением наблюдал, как младший превращался в обольстительную прелестницу с капризным характером и чертовским обаянием, стоило лишь застегнуть верхнюю пуговку тонкой дамской перчатки. Иммануил так и чувствовал себя – безнаказанным и дерзким, ощущая всю прелесть повышенного мужского внимания к своей личине. Но так не могло продолжаться долго, и вскоре юноша получил сполна все впечатления от провокационной роли.
На ломберном столике лежали карты. Борис играл в вист с несколькими товарищами, двое из которых были друзьями князя по университету. Поленька весело переговаривалась с Иммануилом, отвлекая от наблюдения за игрой. Этим вечером младший князь отказался от дамского туалета и блаженствовал в неожиданно удобной мужской одежде. Впрочем, совсем недавно Иммануил заметил, что и без перевоплощения в таинственную незнакомку его преследовали страстные мужские взгляды, даже прежние знакомые засматривались, словно видели впервые, оказывали неосознанные знаки внимания. Иммануил еще не анализировал происходящие перемены, но ощущение обожания ему очень льстило.
- Граф Норденштерн, - весомо представил Борис брату высокого белокурого мужчину с лицом тевтонского рыцаря.
Иммануил едва удержался, чтобы не протянуть руку для поцелуя. Борис весело сверкнул глазами, заметив изящное движение кистью.
Новый знакомый играл широко и азартно – громко ругался при проигрышах и шумно радовался, выигрывая. Борису не везло. Иммануил не волновался за брата, тот всегда был расчетлив и не позволял себе проиграть больше, чем мог моментально заплатить.
Вскоре обстановка за карточным столом накалилась - мужчины посуровели и поглядывали на сидевших поодаль Иммануила и Поленьку с подозрительным вниманием. Возможно, будь молодые люди трезвы, то заметили бы странность, но пьянящий напиток из погребов Шампани веселил кровь, заставлял смеяться над милыми пустяками. Иммануил не контролировал манеры и по сложившейся традиции общался с любовницей брата, словно барышня с барышней. Его звонкий смех отвлекал германского аристократа, и Иммануил тешил себя мыслью, что помогал брату.
Младший Бахетов не почувствовал напряжения, царящего за карточной игрой. Лишь когда возгласы игроков достигли беседы о парижских новинках, Поленька обернулась к любовнику. Борис с досадой встал из-за стола, выпил остатки шампанского прямо из бутылки, проливая на шею.
- Что случилось? – Иммануил дернулся навстречу брату.
Борис остановился рядом с чайным столиком, перевел темный взгляд с лица брата на любовницу и обратно.
- Все превосходно, - процедил он сквозь зубы таким тоном, что даже затуманенный игристым вином мозг Иммануила пискнул об опасности.
- Пойдем, крошка, - брат привычно подхватил младшего под локоток и засмеялся, не обнаружив под рукой кружев и шелка. – Ах да, ты ведь сегодня мальчик…
Иммануилу стоило бы, наверное, подумать об этом замечании, но он лишь весело захихикал и послушно последовал за направляющимся из гостиной Борисом.
- Зачем мы в спальне? – удивился Иммануил, переступив порог соседней комнаты.
Брат внимательно посмотрел в его светлые глаза. В полумраке взгляд показался злым, словно Борис в чем-то молча обвинял младшего. Веселый хмель начал медленно покидать затуманенную голову. Иммануил уже собирался повторить вопрос, как вдруг почувствовал на талии чужие сильные руки. Некстати вспомнилось, что он оставил гимназическую куртку на спинке кресла в гостиной и был сейчас лишь в белой сорочке и узких брюках. Находящийся сзади человек прижимался к Иммануилу, жадно шарил горячими руками по торсу, сминая тонкую ткань рубашки. Юноша в изумлении приоткрыл рот, но запутался в словах, уставился на брата, подрагивая от ощущения ладоней на своем теле. У него даже не возникла мысль повернуть голову, чтобы понять, кто так нахально его трогал. Борис сжал плечи Иммануила до синяков.
- Ты давно уже все знаешь, крошка, - почти касаясь губ брата, тихо выговорил он. – Ты слишком часто находился в этой спальне, наблюдал за мной и Полли, получал удовольствие. Пора сделать следующий шаг.
От страстного шепота у Иммануила зашумело в голове, а к ушам прилила кровь. Мужчина сзади был настолько близко, что юноша чувствовал спиной твердость и тепло его тела. Чужие мускулистые руки гладили по груди, через ткань рубашки пощипывали вдруг затвердевшие вершинки сосков. Борис коснулся полными губами приоткрытого рта младшего брата, медленно целуя, словно уговаривая поверить в происходящее. Иммануил удивленно позволил Борису продлить поцелуй. Пожалуй, выпитое шампанское помогло ему не впасть в панику в тот странный момент. Никогда прежде его не целовал брат – ни в шутку, ни по серьезному поводу. Никогда его не ласкали незнакомые мужские руки. Все вместе должно было, по меньшей мере, испугать Иммануила, но, кроме естественного страха, по телу вдруг отзвуком удовольствия пробежала мелкая дрожь, ноги стали ватными, в губах, которые умело ласкал брат Борис, запульсировала кровь, придавая поцелую невообразимую чувственность. Иммануил внезапно ощутил на шее другие губы – более жесткие, которые осторожно прихватывали тонкую кожу.
Борис хрипло выговорил прямо в нацелованный рот младшего брата:
- Граф выиграл у меня честь стать твоим первым мужчиной, крошка. Будь послушен.
Иммануил широко раскрыл глаза. От невероятных слов старшего брата и чужих рук, устремившихся к низу живота, моментально возникло ощущение нереальности момента.
- Нет, пожалуйста, Борис, - Иммануил поморщился, так жалко прозвучал его голос в тишине спальни.
- Карточный долг должен оплачиваться, - тихо отозвался брат и слегка прикусил мочку краснеющего уха.
И – обжигающим осознанием полыхнуло в наполненной туманом голове Иммануила, так же как кожу будто обожгло прикосновение незнакомых рук - мужчина пробрался под рубашку и начал собственнически оглаживать его тело. Иммануил, наконец, повернулся лицом к графу. Тот был высок, широк в плечах, наверняка силен. Иммануил ощущал его мужской запах – табака, алкоголя, терпкой горчинки пота. Граф молча смотрел на хрупкого юношу. Как под действием гипноза, Иммануил рассматривал привлекательное лицо, подмечая особенности: брови двумя широкими ровными линиями над глубоко посаженными внимательными глазами, сильные челюсти и ямочку на чисто выбритом подбородке.
Одновременно он ощущал касания брата, который осторожно стягивал с него брюки вместе с исподним, оголяя длинные ноги. Борис чувствовал себя хозяином положения, уверенно погладил ладонями полукружия нежных ягодиц. Иммануил медленно попытался вывернуться из плена мужских рук. Граф обнимал его горячими ладонями за талию, а пальцы брата проникали в самые укромные места тела, туда, где самому трогать стыдно и запретно. Смешанные чувства смущения и наслаждения щекотными вспышками рассыпались по спине. Жесткие губы с незнакомым запахом поцеловали висок, ухо, провели по линии волос к шее. «Слишком много мужчин для сопротивления», - подумалось Иммануилу, прежде чем он все же упрямо дернулся из захвата.
- Осторожно, дорогой, - по-немецки тихо выговорил граф, не давая уйти из сильных объятий.