— Что ты читаешь? — спросила она.
— Книгу, которую я взял в библиотеке этим утром, — сказал он. — Называется "Цветы на чердаке". Читала когда-нибудь? — Он посмотрел на нее и улыбнулся так же маниакально, как и Джокер. Эллисон свирепо посмотрела на него.
— Ооо… — сказал он, подернув плечами. — У тебя смертельный взгляд. Даже лучше, чем у Торы.
— Роланд мне не брат. Я ему не сестра. Мы не цветы, и мы не на чердаке, — сказала Эллисон.
— Точно, но Цветы в домике на Пляже звучит не так вызывающе, — сказал он и бросил книгу через плечо, где та приземлилась на пол, а страницы согнулись. В ней умер книголюб. — Странная у тебя походка, нет?
— Это очень грубый вопрос.
— Он уже много лет не трахался. К тому же, в нем шесть футов роста двадцать фунтов веса. Я бы ненавидел этого огромного бегемота, если бы он не был моим братом. Я не могу нарушить правило 180 градусов (прим. пер. Пра́вило ста восьми́десяти гра́дусов (на профессиональном жаргоне — «восьмёрка») — одно из правил в кинематографе и на телевидении, гласящее, что при монтаже сцен, в которых два персонажа общаются друг с другом, на склеиваемых монтажных кадрах камера во время съёмки не должна пересекать воображаемую линию взаимодействия этих лиц[1]. Другими словами, точка съёмки и крупность плана могут меняться, но направление взгляда актёров на протяжении всей сцены должно сохраняться. На соседних планах, где актёры сняты крупно, их взгляды должны быть направлены навстречу друг другу и в те же стороны, что и на общих планах), когда на мне ботинки. Возможно, мне нужны ботинки побольше. — Он вытянул ногу, демонстрируя свои мотоциклетные ботинки.
— Я в порядке, — сказала она. — Спасибо, что спросил.
— Повеселилась вчера вечером? — спросил он, убирая ноги, чтобы она могла сесть на стул. — Он определенно повеселился. Все утро ухмылялся, как идиот. Что несколько странно для больницы, но, эй, Нерон дурачился во время чумы.
— Дикон?
— Да?
— Я ненавижу тебя.
— Ой… Я тоже тебя люблю. — Дикон протянул руку, схватил ее и усадил к себе на колени. Что еще хуже, он начал раскачивать ее взад и вперед. — Наша девочка совсем взрослая.
— Так много ненависти. Жгучая, жгучая ненависть.
— Будь счастлива, пупсик, — сказал Дикон. — У тебя есть хороший монах, чтобы не ложиться спать после отбоя, чтобы заняться чем-то более веселым, чем молитва. Наверное, ты чудотворец.
— Роланд предупреждал меня об этом, — сказала Эллисон, вздыхая. — Я имею в виду тебя. Он предупреждал меня насчет тебя. Ему стоило предупредить меня посильнее.
— Ты должна позволить мне насладиться этим. Если бы у мужчин была девственная плева, она бы появилась.
— Можешь убрать солнцезащитный крем с носа? — спросила она. — Он испачкал мне на рубашку.
— С тобой не весело. — Он столкнул ее от колен и вытер с помощью уголка пляжного полотенца солнцезащитный крем. Внезапно ее поразило, насколько красив был мужчина, которым вырос Дикон. Не классически красив, подумала она, но красив. Как и многие люди на Западном побережье, он имел некоторое азиатское происхождение, которое благословило его высокими скулами, изящными темными глазами и густыми ресницами, сажными как пепел. Поразительный человек. Если кто-то оденет его в костюм Тома Форда и отправит в бега, он станет следующей лучшей мужской моделью Америки.
— Ты тоже красивая, — сказал он.
Она прищурилась.
— Как ты узнал, что я считаю тебя красивым?
— Полагаю, все так думают. — Он подмигнул ей.
— Ты представляешь собой угрозу, — сказала она, потирая лоб. Дикона было так легко полюбить, и все же ей хотелось придушить его. Но с любовью. Но придушить. С любовью.
— Эллисон, детка, — сказал он абсолютно серьезно. — Все в порядке. В этом нет ничего особенного. Люди занимаются сексом. Это нормально.
— Спасибо.
— Я имею в виду, ненормально заниматься сексом со старшим братом, который к тому же оказывается монахом, но кто хочет быть нормальным? Не думаю.
— Ты почти помог. Почти. Почти рядом и в то же время так далеко.
Дикон рассмеялся милым смехом.
— Я знаю, что он не твой старший брат, — сказал Дикон. — Я дразнюсь, потому что я люблю. Рад, что ты вернулась. А ты?
— Была, пока не начались непотребные вопросы по поводу прошлой ночи.
— Ну, если тебе станет от этого легче, то можешь задавать мне любые непотребные вопросы, — сказал он. — У меня нет секретов.
— Почему чердак заперт?
— Кроме этого.
Она снова посмотрела на него.
— Что тебе нужно на чердаке? — спросил он.