— Вчера? Да я вчера чуть не в полночь пришёл.
— А ночью? Утром сегодня?
— Да вы видите, я ещё в постели лежу.
— Ты должен менеджеру Бокару двести тысяч?
— Должен! — говорю. — А я и не скрываю. У него моя расписка есть. Вы чего, за мной? Он же обещал ещё две недели подождать.
— Да на кой ты нам нужен! — говорят. — Штум нам нужен Он вчера был у певца Юла Морено. Пытался отнять у него двести тысяч. И ты двести тысяч у Морено просил. Штум не для тебя требовал?
— Нет, — говорю. — Наверное, ему тоже долги отдавать надо, и тоже как раз двести тысяч. Бывают совпадения…
Они смотрят на меня подозрительно.
— Ты шутки не шути! С полицией дело имеешь. Ясно?
— А что он сделал, Штум-то? — спрашиваю.
— Будто не знаешь! Его по шести обвинениям разыскивают: грабёж, соучастие в убийстве, вооружённое нападение — словом, хватает. Ну ладно! Имей в виду, увидишь где-нибудь Штума — немедленно сообщи в полицию. Ясно?
Они ушли, а я в себя не приду. Неужели Род, наш Род — настоящий гангстер? Убийца? Не может быть этого! Просто связался чёрт знает с кем, те попались и его тянут. И Юл тоже хорош. Род его небось припугнул, а он сразу в полицию. А ведь знает, что Род дурака валяет, он всегда дурака валял. Насмотрится своих фильмов…
Днём пошли мы с Ориель завтракать к «Максу». Хоть там теперь и не то: Юла нет, и Рода нет, да и Мари нет, а всё же тянет. Пришли, садимся.
Ориель я всё про Рода рассказал. Думал, она ужасаться будет, или Рода ругать, или ещё что. А она только обняла меня и поцеловала.
— Ты что? — говорю. — Народ кругом!
— Ну и пусть народ, — говорит. — Чего мне стесняться? Пусть смотрят!
— А за что поцеловала-то? — спрашиваю.
— За то, что деньги для тебя не главное.
Чудная! Но у меня сразу настроение упало. Денег-то действительно нет.
Сидим молчим. Вдруг смотрим, подкатывает Макс собственной персоной. Садится.
— Как дела? — спрашивает.
Рассказываю. Он языком поцокал, головой покачал.
— Да, средне, — опять помолчал, потом спрашивает: — Мари не видите?
Ах, вот в чём дело! Скучает.
Нот, — говорю. — Я и Юла не вижу. Он ведь теперь великий певец, миллионер! Он таких, как я, не помнит…
— Я-то всегда знал, что он подлец. И Мари сколько раз говорил, — проворчал Макс.
Так ведь она влюблена в него была. А влюблённая что слепая.
— Ничего подобного! — Это моя Ориель голос подала. — Влюблённая женщина всё видит. Просто она многое прощает…
— Вот-вот! — Макс говорит. — Слишком многое! Значит, распалась ваша троица? Неизвестно, где кто…
— Да нет, — говорю. — Рода я встретил как-то,
— Ну? — удивляется. — А я думал, он в другой город уехал. Где же это вы его видели? Небось всё по кино бегает.
— Нет! Заходили вот как-то с ней поесть в «Золотой лев» — знаете небось в старом городе? — вот и он там был…
— Это что возле Главного банка, да? Может, он там миллионы хранит? — смеётся.
— Да нет! — говорю. — Просто он завтракал там с приятелем каким-то.
— «Золотой лев»! «Золотой лев»! — бормочет Макс. — Знаю такое местечко. Я имею в виду — название хорошее. Надо и мне свой «Уголок влюблённых» переименовать, А то, кроме вас, тут и влюблённых-то не бывает. Ну ладно, пойду, А нам сейчас пивца за мой счёт пришлю.
И действительно прислал, хоть и скряга! Потом смотрю, надел Макс пальто, кепку и ушёл куда-то.
А на следующий день произошло ещё более удивительное дело. Утром — стук в дверь. Открываю — входят опять двое здоровенных детин.
— Вы что ж теперь, — говорю, — каждое утро являться будете? Я же сказал; не видел Штума и не знаю, где он.
— Какого Штума? — говорят. — Чего ты мелешь, парень? Мы от Бокара. Собирайся, ждёт он тебя.
«Вот оно, — думаю. — Всё!» Напрягся, решил: чего я с ними пойду, может, их там десяток, а здесь двое: ещё неизвестно, как всё обернётся, — я всё же бокс ещё не забыл. Но они, наверное, догадались, о чём я думаю.
— Да ты не бойся, — говорят, — бить не будем. Поговорить с тобой хочет.
Одеваюсь, идём. Внизу машина ждёт. Приезжаем к Бокару. Встаёт мне навстречу, чуть не обнимает.
— Здравствуй, Ранен! Как дела? Всё хорошо? Садись. Выпьешь? Нет? По-прежнему не пьёшь? Молодец…
— Зачем вызвали? — спрашиваю»
— Ах да, — говорит, — так обрадовался, увидев тебя, что о деле забыл.
Лезет в ящик стола, достаёт мою расписку.
— Всё в порядке, Роней. Никаких претензий у меня к тебе нет. Ты знаешь, между нами, может, и лучше, что всё так кончилось. На черта тебе бокс? Скажи спасибо, что глазом отделался. Другие жизни на ринге теряют. Жаль мне, конечно, что я такого боксёра потерял, зато какого тренера приобрёл!
— Вы о чём? — говорю.
— Да ни о чём! Я ж говорю — претензий у меня к тебе нет. И р-раз расписку мою на мелкие клочки — и в корзину.
Смотрю я на него — ничего не понимаю.
— Ну чего смотришь? — говорит. — Заплатили мне твой долг.
— Кто заплатил? Юл? Род?
— Какой Юл? Какой Род? — морщится. — Баллери заплатил! Отличный старик, а какой тренер!
Тут я всё понял.
— Как? — кричу. — У него же нет денег! Он никогда не хотел к вам тренером идти! Вы…
— А теперь передумал, — говорит Бокар. — Сам. заметь, пришёл и контракт со мной заключил. Условия я ему царские установил. У меня ни один тренер таких не имеет. Аванс двести тысяч дал…
Жаль, конечно, что не на ринге я этот удар провёл. А то быть бы мне наверняка чемпионом континента. Я думал, у него голова в окно вылетит. Потом я его аккуратно на диван уложил, вышел, дверь почтительно прикрыл и говорю секретарше:
— Господин Бокар просил, пока сам не позовёт, не беспокоить и по телефону не соединять.
Помчался я к папе Баллери, а там говорят: он вчера уехал на виллу к господину Бокару, приедет не скоро. Ну конечно, я и сам мог бы догадаться — Бокар с делами тянуть не любит: раз заключил контракт — значит, приступай к работе немедленно. Ну, а на виллу ехать — меня там к папе Баллери и близко не подпустят.
Вечером, как всегда, встретились мы с Ориель, и я ей всё рассказал. Сначала она попереживала из-за папы Баллери, а потом стала веселей. Я хоть злился на неё, а понимал: в конце
концов она папу Баллери только и видела раза два. Для неё я главный. А теперь я свободен, с Бокаром развязался. Потащила Ориель меня и ресторанчик, вино заказала, смеётся, радуется… Выпила и рассказала мне, что вчера ей сделали первое в её жизни предложение.
— Ой, Нис! Он такой смешной — это наш заведующий отделом. Ему двадцать пять лет, а привычки как у старика. Точный — по нему часы проверяют. Одет всегда с иголочки, в столовку не ходит, с собой приносит и всегда одно и то же — кефир, два бутерброда, две булочки, одно яблоко. Если у него один бутерброд стащить, его, наверное, удар хватит! Знаешь, как он мне предложение делал? Словно годовой финансовый отчёт сдавал; сколько у него в банке, сколько в процентных бумагах, какая квартира, сколько за телевизор и холодильник уже выплачено, сколько костюмов… Умора! Как жить будем, на сколько дней к морю ездить, сколько платьев мне купит…
Я слушал, слушал и говорю:
— Ну ладно, а ты что? Она прямо поперхнулась:
— Как что? Посмеялась. Но не обидно, конечно, — зачем оскорблять человека?
— Отказала?
— Да ты что, Нис? Что ж, я, по-твоему, могла за него замуж выйти? Пока ты у меня есть, я ни о ком думать не могу. Мне никто, кроме тебя, не нужен.
— Но мы-то, — говорю, — не можем пожениться! У меня процентных бумаг нет, костюм всего один, и к морю…
А она бормочет:
— О чём ты говоришь? Я же люблю тебя! Понимаешь? Люблю! И никого и никогда, кроме тебя, любить не буду…
Любит она меня. А мне почему-то вдруг грустно стало. Сам не пойму почему. Но вечером, когда лёг в постель, я всё-таки понял почему.
Денег у меня осталось на месяц. Ничего я не умею. С боксом покончено. Даже вышибалой или телохранителем меня не возьмут: одного глаза нет, а другой еле-еле «работает». Видно, скоро совсем ослепну. А главное, я понял, что Ориель я такой не пара. Будет только мучиться со мной. Ей нужен настоящий муж, который бы обеспечил её. Пусть не миллионер, пусть вроде того заведующего отделом, но чтоб на море её возил, платья покупал. А я? Я мешаю только. Она сама сказала: «Пока ты у меня есть, я ни о ком думать не могу». Это пока я есть. А если меня не будет? Ну погорюет, погорюет, а потом… выйдет в конце концов замуж. А пока я с ней болтаюсь, ничего у неё путного не выгорит. И со мной не получится и других упустит. Останется у разбитого корыта. Значит, остаётся только одно. Уйти! И не просто уйти — она меня в городе под землёй разыщет. А куда-нибудь уехать. Подальше! На юг, что ли. Там жизнь дешевле, пальто не надо, топить тоже…