Поль взглянул на него с завистью: это был владелец больших богатств.
— Вы долго останетесь здесь? — спросил он с надеждой.
— До восхода солнца.
Поль побледнел. Нет, решительно ему не везло сегодня.
Барней Биль присел на подножку и достал основательный кусок кровяной колбасы и складной нож, лежавший рядом с оловянной кружкой.
— Примусь-ка я за ужин, — сказал он. Потом, заметив голодный взгляд ребенка, спросил: — Хочешь кусочек?
Он отрезал большой кусок и положил его в протянутую руку Поля. Поль сел рядом с ним, и долгое время оба жевали в молчании, болтая ногами. Время от времени хозяин передавал Полю кружку с чаем, чтобы запить еду.
Пламенеющий дракон угас в дымном пурпуре над городом. Несколько огоньков уже зажглись в домах. Сумерки быстро сгущались.
— Не собираешься ли ты домой?
Поль, насытившийся, оскалил зубы. Он собирался пробраться в прачечную тотчас же после закрытия трактиров, когда мать его будет слишком занята мистером Бэтоном, чтобы заняться сыном. Тогда потасовка будет отложена до утра.
Поль доверчиво изложил своему новому другу это обстоятельство. Тот заставил его рассказать и о других неприятностях его домашней жизни.
— Ах, черт дери! — воскликнул Барней Биль, выслушав рассказ Поля. — Да она, должно быть, настоящая чертовка!
Поль от всей души согласился. Он уже представлял себе Князя тьмы в образе мистера Бэтона, мистрисс Бэтон во всяком случае была для него подходящей супругой. Подбодренный симпатией и отвечая на наводящие вопросы, Поль подробно рассказал о своей короткой карьере, не без гордости сообщив, что он первый ученик и в настоящее время великий Далай-лама Бэдж-стрит; затем он нарисовал мрачную картину фабрики. Барней Биль слушал сочувственно. Потом, закурив хорошо обкуренную глиняную трубку, стал осыпать проклятиями жизнь удушливых городов и излагать свой собственный образ жизни. Имея благодарную аудиторию, он красноречиво повествовал о своих скитаниях вдоль и поперек страны; о деревенских радостях, об аромате полей, о цветах вдоль дороги и тенистых тропинках в жаркие летние дни, о мирных спящих городках, цветущих деревушках, о ясности и чистоте открытого воздуха.
Спустилась ночь, и в прояснившемся небе ярко сверкали звезды.
Прислонившись затылком к дверце фургона, Поль смотрел на небо, захваченный рассказами Барнея Биля. Его слова звучали для мальчика как флейта.
— Конечно, это не каждому по вкусу, — наконец философски сказал Барней Биль. — Другие предпочитают газ сирени. Я не стану утверждать, что они не правы. Но я люблю сирень.
— Что такое сирень? — спросил Поль.
Его друг объяснил. Сирень не цвела в выжженных окрестностях Блэдстона.
— Хорошо она пахнет?
— Да. Хорошо пахнут и ландыш, и сирень, и свежескошенное сено. Ты никогда не слышал этих запахов?
— Нет, — вздохнул Поль, неясно сознавая новые и далекие горизонты. — Однажды я слышал чудесный запах, — сказал он мечтательно. — Но то была леди.
— Ты хочешь сказать — женщина?
— Нет. Леди. Вроде тех, о которых вы читали.
— Я слышал, что от них хорошо пахнет, от некоторых, как от фиалок, — заметил философ.
Чувствуя магнетическое притяжение к своему брату по духу, Поль произнес почти бессознательно:
— Она говорила, что я сын принца.
— Сын чего? — воскликнул Барней Биль, вскочив так резко, что несколько книг посыпались на землю.
Поль повторил роковое слово.
— Черт дери! — воскликнул Барней Биль. — Да разве ты не знаешь, кто твой отец?
Поль рассказал о своей печальной попытке проникнуть в тайну своего рождения.
— Сковородку? Об голову? Ну и мать у тебя!
Поль горячо отрекся от нее.
Барней Биль задумчиво затянулся. Потом, вынув трубку изо рта, положил костлявую руку на плечо мальчика.
— Как ты думаешь, кто была твоя мать? — спросил он серьезно. — Принцесса?
— Да, почему бы нет? — ответил Поль.
— Почему бы нет? — повторил, как эхо, Барней Биль. — Почему бы нет? Ты дьявольски счастливый ребенок. Хотел бы я быть таким утерянным сыном. Уж я знаю, что сделал бы!