— Господи! — воскликнул Раулат. — Да я думаю, что ты не затруднишься перечислить тридцать девять членов!
Поль наморщил лоб.
— Вы говорите, — произнес он после некоторой паузы, — о тридцати девяти членах исповедания, как в молитвеннике? Я пытался читать их, но не понял.
Раулат, не ожидавший такого ответа на свое шуточное предположение, на мгновение даже прервал свою работу.
— Однако, что привлекло тебя к тридцати девяти членам?
— Я хотел научиться чему-нибудь, — ответил Поль.
Молодой человек смотрел на него, улыбаясь.
— Самообразование — славная вещь, — сказал он. — Старайся узнать все, что можешь, и когда-нибудь станешь образованным человеком. Но ты должен воспитывать в себе чувство юмора.
Поль уже собирался просить разъяснений по поводу этого совета, когда появился Барней Биль, освежившийся и подкрепившийся, и крикнул веселым голосом:
— В путь, в путь, сынок!
Раулат поднял руку.
— Только парочку минут, если можете. Я почти окончил.
— Извольте, сударь, — отвечал Барней Биль, ковыляя через двор. — Рисуете его?
Художник кивнул.
Барней Биль заглянул через плечо.
— Черт дери! — воскликнул он в восторге.
— Не правда ли, удачно? — спросил художник любезно.
— Да ведь это живое его изображение!
— Он рассказал мне, что отправляется в Лондон искать счастья, — сказал Раулат, кладя последние штрихи.
— И своих высокородных родителей, — поддержал Барней Биль, подмигивая Полю.
Поль покраснел и почувствовал себя неловко. Инстинкт подсказывал ему, что не следует так прямо открывать тайну его рождения этому утонченному человеку. Полю показалось, что Барней Биль обманул его доверие, и, сам выросший на мостовой, он обвинил своего покровителя в неэтичном поведении. Такого промаха он, сын принца, никогда не сделал бы. К счастью, и мистер Раулат, как подумал Поль, с удивительным тактом не спросил объяснений.
— Молодой Иафет[11] в поисках отца. Надеюсь, он найдет его. Ничто в жизни не может заменить романтизма. Без него она плоска и мертва, он для нее то же, что атмосфера для картины.
— И лук для баранины, — добавил Барней Биль.
— Совершенно верно, — согласился Раулат. — Поль, мой милый мальчик, я думаю, что ты присоединяешься к мистеру…
— Барней Биль, сэр, к вашим услугам. И если вам угодно купить удобное кресло или изящный половичок, или щетку по баснословно низкой цене… — он кивнул в сторону фургона. Раулат повернул голову и, смеясь, заглянул в мигающие черные глазки. — Я не предполагал ни минуты, сэр, что вы собираетесь купить что-нибудь, но исключительно для удовлетворения моей артистической совести.
Раулат захлопнул альбом и встал.
— Выпьем-ка что-нибудь, — сказал он. — Артисты должны познакомиться поближе.
Он шепнул поручение Полю, который юркнул в корчму и тотчас же вернулся с парой знаменитых белых кружек с голубыми разводами, пенившихся через край. Мужчины, припав губами к сосудам, кивнули друг другу. Неподвижная жара августовского дня окутывала их тела, но струи небесной прохлады изливались на их души. Поль с завистью смотрел на них, страстно желая быть взрослым.
Затем последовали приятные полчаса беспорядочной беседы. Наконец Барней Биль, взглянув на солнце прищуренным глазом следопыта, объявил, что время ехать.
— Можно мне посмотреть рисунок? — спросил Поль.
Раулат передал ему альбом. Внезапное представление о себе самом, когда видишь себя таким, как ты рисуешься чужому глазу, всегда заставляет задуматься. Для Поля это было совершенно новым ощущением. Ему часто случалось видеть свое отражение, но тут он впервые взглянул на себя со стороны. Набросок был очень живой, сходство поразительно схвачено, но вместе с тем подчеркнуты живописность и романтичность.
Гордо поднятый подбородок, жадный огонек в глазах, чувственный изгиб губ очень понравились ему. Этот портрет был идеалом, в соответствии с которым надо было жить. Невольно он уже старался походить на него.
Барней Биль еще раз напомнил, что время двигаться. Поль с сожалением вернул альбом, Раулат с любезными словами подал ему шиллинг. Поль, лучше которого никто не мог знать магическую власть денег, секунду поколебался. Мальчик на портрете отказался бы. Поль отодвинулся.
— Нет, я ничего не возьму. Мне приятно было это сделать.
Раулат рассмеялся и положил монету обратно в карман.
— Благодарю вас, — сказал он с театральным поклоном. — Я в безмерном долгу у вас.
Барней Биль взглянул на Поля одобрительно.