— Я припоминаю ваши слова, когда впервые встретился с вами, — заметил Поль с невольной сухостью, — что царство небесное недостаточно представлено в палате общин.
— Я не изменил моею мнения, мистер Савелли. Рука Всевышнего руководила моими делами. Его же рука ведет меня в палату общин творить волю Его. Вы не можете противостоять велению Господа, Поль Савелли, — и вот почему я прошу вас снять вашу кандидатуру.
— Видишь ли, он любит тебя, — вставил Барней Биль с тревогой в сверкающих глазах. — Вот почему он делает это. Он говорит себе, значит: вот молодой малый, которого я люблю, перед ним возможность его первой большой удачи, глаза страны устремлены на него. И теперь, дескать, прихожу я и сбиваю его с ног — не могу сделать иначе — и конец его блестящей карьере. Но если я предупрежу его вовремя, тогда он может отступить, найти почетное отступление. Вот чего он хочет — почетного отступления. Не так ли, Сайлес?
— Таковы чувства, которые заставили меня обратиться к вам, — подтвердил мистер Фин. Поль вытянулся в кресле, скрестив ноги и наблюдая своих гостей.
— Что вы думаете об этом, Джен? — спросил он не без иронии.
Она смотрела в огонь, сидя в профиль к нему. Когда он обратился к ней, она обернулась.
— Мистер Фин принимает ваши интересы очень близко к сердцу, — ответила она беззвучно.
Поль вскочил на ноги и рассмеялся своим открытым свежим смехом: все было так комично, так невероятно, так безумно! И никто из них не видел ничего юмористического в этой ситуации. Вот сидели Джен и Барней Биль, покорные влиянию их торгующего рыбой апостола; а вот, глядя на него с мольбой в печальных глазах, сидел, выпрямившись в кресле, и сам апостол, — страшная фигура с перемежающимися черными и белыми прядями волос, аскетическим лицом, в строгом методическом одеянии. И, очевидно, все они ждали, что он повинуется фанатическим бредням этой странной личности.
— Очень любезно с вашей стороны, мистер Фин, сообразоваться в такой мере с моими интересами. И я очень обязан вам за ваше внимание. Но, как я уже сказал, у меня столько же оснований верить, что Бог на моей стороне, сколько у вас считать Его на вашей. И я твердо верю в свою победу на этих выборах. Поэтому я безусловно не желаю снимать свою кандидатуру.
— Умоляю вас сделать это. Я на коленях готов просить вас, — проговорил мистер Фин, молитвенно сложив руки.
Поль оглянулся.
— Боюсь, Биль, — сказал он, — что это становится слишком мучительным.
— Да, это мучительно. Более чем мучительно. Это ужасно! — вскричал мистер Фин, внезапно повышая голос и вскочив на ноги. В одно мгновенье изменилась вся его внешность. Мрачный апостол превратился в охваченное бешенством существо с горящими глазами и судорожно сжатыми пальцами.
— Легче, Сайлес! Спокойно! — сказал Барней Биль.
Фин подошел к Полю и, положив руки ему на плечи, хрипло пробормотал:
— Ради Бога, не противьтесь мне в этом. Вы не можете противиться мне! Вы не смеете противиться мне! Вы не смеете противиться Богу.
Поль нетерпеливо освободился от его рук. Ситуация перестала быть комической. Этот человек был одержимым, религиозным маньяком. Поль снова обратился к Барнею Билю:
— Так как я бессилен убедить мистера Фина в нелепости его требования, то прошу вас сделать это за меня.
— Молодой человек! — вскричал Сайлес, сотрясаясь как в судорогах, — не говорите с посланцем Божиим в суетной дерзновенности вашей! Вы, вы — из всех человеческих существ…
Джен и Барней Биль придвинулись к нему вплотную. Джен тянула его за руку: — Пойдемте, пойдемте же! — Довольно, Сайлес, — умолял Барней Биль, — ты видишь, это бесполезно. Я говорил тебе. Пойдем.
— Оставьте меня, — закричал Фин, отталкивая их. — Какое мне дело до вас? Этот молодой человек искушает Господа и меня.
— Мистер Фин, — сказал Поль, выпрямившись, — если я оскорбил ваши чувства, я очень сожалею. Но я участвую в выборах. Это решено. У меня больше нет выбора. — Я орудие моей партии. Я не хочу быть не вежливым, но вы видите, что продолжение разговора бесполезно.
И он двинулся к двери.
— Уйдемте же, пожалуйста. Неужели вы не понимаете, что это нехорошо? — проговорила Джен, бледная, как полотно.