Несколько лет назад Клементьеву позвонил по телефону человек и попросил его принять. Этим человеком оказался Чемпион. Жизнь изменила его до неузнаваемости. Теперь это был худой, с вислыми плечами, не уверенный в себе, даже робкий человек. Он заискивающе попросил устроить его на работу в плановый отдел. В городе один только завод, сказал Чемпион, плановиков хоть отбавлял, а он больше ничего не умеет. Пытаясь разжалобить Клементьева, Чемпион рассказал про свою неудавшуюся жизнь: ушла жена, женился на второй – оказалось, не будет детей. Начальство попадается неумное, не понимает и не ценит. Произошла авария в цехе – вину приписали ему, хотя даже младенцу ясно, что плановик здесь ни при чем. Отсидел срок.
Что-то дрогнуло в Клементьеве, и он, хотя отказал уже десятерым, принял Чемпиона на работу. Может быть, присутствие Чемпиона напоминало юность. А может быть, ему до сих пор было стыдно за тот удар.
Чемпион оказался неплохим работником, но это был неудачник. С ним постоянно что-нибудь происходило такое, чего не происходит с нормальными людьми. Например, в его доме ночью разорвало газовую трубу и Чемпион едва не погиб, ползком, почти без сознания выполз из квартиры. На работе все сотрудники относились к Чемпиону свысока и держались от него подальше. Считали, что он, как черная кошка, приносит несчастье.
Доедая кулеш, Клементьев впервые подумал, что с той девочкой, наверно, у Чемпиона ничего не было. Он придумал всю историю для самоутверждения. Чемпион с самого начала чувствовал, что он неудачник…
– По-моему, ты пересолил кашу. Не чувствуешь?
– Не чувствую…
– Лапушка, ты не чувствуешь?
– Нет…
– Почему ты не ешь горчицу?
– Не люблю.
– Зря ты не ешь горчицу. Горчица полезна. Она возбуждает аппетит, кровь быстрее бежит по жилам. Кроме того, горчица убивает микробов. Какой же ты будешь мужчина, если не любишь острого! Над тобой все будут смеяться. Как же ты будешь закусывать?
– Я не буду закусывать.
– И выпивать не будешь?
– Нет.
– Почему?
– Так… Противно.
Что же еще было в четырнадцать лет?..
В четырнадцать лет он впервые напился. Он напился просто так, безо всякой причины, испытать, что это такое. Клементьев зашел в столовую купить пирожков, увидел на витрине бутылку вина, на которой было написано «Лидия» Он еще никогда не встречал вино с таким названием. С этикетки улыбалось прекрасное девичье лицо. Девушка манила взглядом и лукаво улыбалась. «Вот выпей и узнаешь, что это такое. Ты приобщишься к моей жизни, к моим тайнам. Ты познаешь смысл жизни». Клементьев залпом выпил бутылку и познал смысл жизни. Он познал, что жизнь коротка, а он прожил уже четырнадцать лет. Целых четырнадцать лет! И нигде еще не был, ничего не увидел, не видел даже великой пирамиды Хеопса. Неужели он так никогда и не увидит пирамиду Хеопса? Умрет и не увидит!
Клементьев шел по заснеженным улицам городка и плакал. Ему было очень обидно, что жизнь сложилась так неудачно, что судьба зло подшутила над ним – произвела на свет в маленьком, ничем не примечательном районном городке, в котором нет даже речки. Он пришел домой и сказал матери: «Мама, я не хочу жить. Я прожил уже целых четырнадцать, а ничего, кроме нашего городка, не видел. Я хочу посмотреть дебри Амазонки, острова в океане, обезьян и пирамиду Хеопса. Мама, неужели так пройдет жизнь и я ничего не увижу?» Мать погладила по голове пьяного сына. «Это ничего, сынок, что ты еще ничего не видел. Лишь бы не было войны, сынок. Это самое страшное, когда люди убивают людей». – «Мама, – спросил он, – а для чего мы живем? Чтобы драться в детстве, а потом, когда подрастем, убивать на войне? Я читал – в истории мира еще не было минуты, чтобы где-то в этот момент не воевали». Мать прижала голову сына к груди: «Я не очень грамотная, сынок. Я не могу тебе оказать, почему люди воюют, но я знаю, что человек родится не для того, чтобы воевать…» – «А для чего, мама?» – «Чтобы быть счастливым. Чтобы работать, чтобы хлеб всегда был и чтобы ты любил других и тебя любили. Я хочу, чтобы ты вырос добрым и чтобы у тебя всегда был хлеб».
Он не поверил тогда словам матери и забыл их. Он вспомнил их только сейчас. Тогда Клементьев считал, что быть добрым – это глупо.
Добрым в классе был у них лишь один – Петька Цыбин, по прозвищу Цыба. Цыба никогда не начинал первым драку, хотя имел приличные кулаки, да и сдачу давал редко, надо было здорово его разозлить, чтобы получить сдачу. Цыба учился хорошо, не в пример другим отличникам охотно давал описывать, и если его просили объяснить, он объяснял, не ломаясь и не отнекиваясь, как некоторые. Цыба приносил из своего сада яблоки белый налив и раздавал их направо и налево, хотя белый налив в то время на базаре стоил больших денег.
У Цыбы охотно списывали, спрашивали непонятное, яблоки ели, но весь класс все-таки немножко презирал его. Что это за парень, если он не лезет первым в драку и раздает задаром яблоки, вместо того чтобы выменять на них что-нибудь? За десяток яблок наверняка можно было получить трофейный противогаз.
Клементьев тоже презирал Цыбу. Он мечтал быть таким, как Чемпион: сильным, уверенным, нагловатым, чтобы его все боялись и уважали. Тогда всего добьешься. А насчет хлеба… Одного хлеба мало. Это у матери гак сложилась жизнь, что она рада и хлебу. Мать была неграмотной и мало чего добилась. Он же окончит институт, будет работать день и ночь, но выбьется в люди…
Он окончил институт, работал день и ночь и выбился в люди…
– Подай хлеб.
– Пожалуйста, – Лапушка потянулся к хлебнице и неосторожным движением задел ложку. Ложка упала со стола и вонзилась ручкой в песок.
– Какой ты неаккуратный, – вздохнула мать. – Пойди к роднику, вымой.
– Ничего, – Лапушка поднял ложку и подул на нее. – Сойдет так.
– Я же тебя прошу: пойди вымой.
– Песок здесь стерильный.
– Это не имеет значения. Микробы всюду.
– Смотря какие микробы. Здесь только полезные.
– Откуда ты знаешь?
– Предполагаю.
– А ну марш вымой!
Лапушка зачерпнул ложкой кулеш и стал есть.
– Отец! Ты видишь, что он делает? Почему ты молчишь?
– Пойди вымой, – оказал Клементьев.
– Я уже все равно съел всех микробов.
– Пойди вымой.
– Из принципа?
– Из принципа. Мать надо слушаться.
– Даже если она не права?
– В данном случае она права.
– Ну раз так… – Лапушка медленно поднялся и побрел к роднику.
– Какой дерзкий, – вздохнула жена. – А только четырнадцать лет. Что будет дальше?
Клементьев смотрел в спину вяло идущего сына. Неужели ему и вправду четырнадцать лет? А он еще ничего не видел и не познал.
В четырнадцать лет Клементьев узнал, что такое смерть.
У мальчишек тогда было принято путешествовать на товарных поездах – «товарняках». Ездили на рыбалку, в областной центр за учебниками, просто так – посмотреть мир. Особым шиком считалось прокатиться на «армейском» составе, везущем военные грузы. Такой состав обычно сопровождала охрана. Охрана, заметив человека, севшего на поезд, старалась его ссадить.
Им не повезло сразу же в тот день. Во-первых, состав, в одном из вагонов которого – угольном – они спрятались, пошел не в ту сторону. Но это еще было полбеды. Плохо только то, что их «застукал» охранник. На повороте они заметили, что он висит на подножке в хвостовом вагоне и смотрит в их сторону. Это было самой верной приметой, что их заметили, если охранник висит на подножке и вглядывается в состав. Значит, на горке, когда поезд замедлит ход, он соскочит с подножки и побежит вперед. Пробежит вагона два-три, опять – на поезд, на следующей горке снова вагона два-три, и так до тех пор, пока не настигает. Но и это еще было терпимо, если бы они прятались в голове состава. Тогда можно было бы уйти. Спрыгнуть с состава и дать деру. Охранник следом не побежит, а стрелять на таком большом расстоянии вряд ли есть польза. Но они прятались всего на расстоянии в три-четыре вагона от хвоста: очень уж удобным для обзора показалась им угольная платформа.