– Какой?
– Подумаю.
– Может быть, когда приедем домой?
– Ага. Ты всегда вот так. Откладываешь. Нет. С сегодняшнего же вечера.
У поворота на косу Клементьев решил срезать круг и поехал не по проторенной дороге, а чуть левее, и машина тут же залезла по оси в ракушечник. Клементьев рванул назад, потом вперед, но этим еще больше усугубил положение.
– Надо тебе было лезть в песок, – сказала жена.
– Это все твой Лапушка, – проворчал Клементьев. – Иди за лопатой.
Вера сбегала за лопатой.
– А ты знаешь, его дома нет, – скачала она, вернувшись.
Клементьев усмехнулся:
– Ты думала – он ждет нас, чтобы покаяться. Наверняка не придет ночевать.
– Не придет? – ахнула Вера. – Где же он будет ночевать?
– Пробродит всю ночь, скрежеща зубами и проклиная нас. Он считает, что мы страшно к нему несправедливы.
– Значит, сегодня его не ждать?
– Возможно, притащится к утру, когда проголодается.
– Ты все-таки жесток. Заставлять голодать бедного ребенка…
– Ну, ну, жалко уже…
– А вдруг он заблудится или на него нападут?
– Пошло… поехало…
– Я тебе этого тогда никогда не прощу.
– Так и знал, это дело кончится тем, что я окажусь виноват. Подай-ка лучше лопату.
– Знаешь что? – сказала жена. – Мне надо съездить в город. Походить по магазинам. В глуши иногда такие вещи попадаются…
– Не хочется тащиться по жаре.
– Я съезжу сама. Надо же когда-то учиться.
Жена немного умела водить машину.
– Но ты же не сможешь по городу.
– Я оставлю на окраине, а сама поеду автобусом.
Клементьев по опыту знал – спорить бесполезно. Если уж Вере чего захотелось… Какие вещи могут быть в этом захолустном городке?
– Поезжай, если хочешь, только осторожно.
– Может быть, где встречу Лапушку.
Вера переоделась в спортивный костюм, специально купленный для вождения машины, свободно облегающий тело, не стесняющий движений, под цвет машины. Она села за руль, тронула рычаг переключения передач.
– На кого я похожа?
– На миллионершу из американского боевика.
Вера усмехнулась:
– На миллионершу… У них такие драгоценности… А ты покупаешь мне одни стекляшки.
Но, видно, сравнение ей понравилось, хотя Клементьев не первый раз произнес его.
– Подай мне очки.
Он сходил в палатку, где жена переодевалась, и принес защитные очки.
– И очки какие-то глупые… Может, в городе попадется что стоящее. Ну, я поехала. Не скучай здесь.
– Будь осторожна. Не гони.
Клементьев помог плечом выбраться машине из ракушечника. Мотор взревел, и «Москвич» побежал к дамбе. На повороте жена помахала рукой. Вела она уверенно. Она все делала аккуратно и уверенно. Машина осторожно прошла по дамбе и скрылась за домиками деревни, издали похожая на красного жука.
Клементьев пошел к навесу и лег под ним, лицом к морю.
Море постепенно разыгрывалось. Волны теперь были темно-зеленого цвета, все в белых барашках. Ветер покрепчал и стал прохладнее. Сильно пахло грозой…
Как хорошо бы сейчас уйти далеко-далеко, до самого горизонта, на лодке с парусом, чтобы тебя качало, трепало, чтобы в лицо летели брызги, ветер упруго звенел в парусе… Не дреми, успевай поворачивайся… А потом убрать парус, лечь на дно и смотреть в бесконечное небо, где парят чайки…
«Вот возьму и сделаю плот и заплыву далеко-далеко», – подумал Клементьев. И от этой мысли ему стало радостно и страшно, совсем как в детстве, когда они с друзьями замышляли какое-нибудь веселое рискованное дело.
Минут десять Клементьев лежал с закрытыми глазами, слушая грохот волн и крики чаек, обдумывая, как он будет делать плот…
Основной составной частью, конечно, должен быть матрас, потом есть надувной круг и большая старая камера от грузовика, которую он припас для сына: Лапушка плохо плавал. Все это, к счастью, было сложено в палатке. В палатке был и большой моток прочной бечевы. Реек целая куча. Вместо паруса можно взять простыню. Вот только как укрепить парус? Где достать мачту? Рейки в качестве мачты не годятся. Придется поискать что-нибудь на берегу… Или сходить в деревню?
Идти в деревню не хотелось.
Можно пройти вдоль полосы прибоя. Босиком. Песок холодный и плотный. Босиком будет идти приятно. Чтобы не сгореть, на плечи надо набросить рубашку…
Клементьев так и сделал. Он скинул туфли, надел белую полотняную фуражку, темные очки, набросил на плечи рубашку с короткими рукавами, выпил вина и пошел вдоль прибоя, мимо палатки соседей, в сторону Крыма. Проходя мимо палатки, искоса увидел, что из глубины ее за ним кто-то наблюдает, но не мог определить, кто – сосед или соседка. В темноте проема блестели лишь глаза…
Песок действительно оказался плотным и прохладным. Клементьев шел, стараясь ступать на самый краешек волны, там, где бурлила пена; иногда приходила волна побольше, и тогда пена поднималась до самого пояса, освежая тело.
Вскоре он нашел то, что искал – длинный ржавый прут. Если его согнуть полукругом пополам, а концы укрепить бечевой по бокам матраса, то получится прочная основа для паруса.
Через час плот был готов. Клементьев сволок его с песка в море. Волна подхватила сооружение, играючи подбросила и потащила за собой. Клементьев, придерживая плот рукой, осторожно развернул его с таким расчетом, чтобы ветер дул поперек паруса, – иначе плот вырвало бы из его рук. Затем он сзади повалился грудью на плот и медленно взобрался на него. Плот прогнулся, задвигался всеми составными частями, но выдержал. Отцентровав его, Клементьев осторожно стал подгребать к ветру.
Ветер суматошно захлопал простыней, расшатывая проволочную дугу, потом наполнил парус, и плот полетел к горизонту.
У Клементьева захватило дух от стремительного движения. Честно говоря, он не очень-то верил в эту затею. Матрас, бечевка, рейки, простыня – и вот он уже несется, распластавшись над провалами волн, словно чайка.
Клементьев осторожно перевернулся на спину. Теперь солнце било ему в глаза, и оттого небо, в которое он смотрел, казалось черным. Особенно черным оно было возле солнца, словно там образовался провал в ночь, и Клементьеву даже представилось на миг, что он увидел звезды.
Плот шел легко и быстро, перескакивая с волны на волну, почти не задевая гребней, – он был слишком легок. Лишь пена и брызги, которые кидал на Клементьева ветер, указывали на движение. Да чайки, лениво парящие над прибоем, постепенно отодвигались в сторону.
«Как мало надо, – думал Клементьев. – Море, солнце, ветер…»
Он летел в простор, в неизведанное. Наверное, вот так наши предки на чем придется пытались переплыть море. Ведь не сразу же появились лодки и корабли. Сначала, наверное, были плоты. Кто-то первый соорудил утлый плот и вот так же, приникнув к нему телом, поплыл навстречу неизвестности… Кто-то был первым… Всегда во всем есть первый… Всем, что у нас имеется, мы обязаны первым…
А он, Клементьев, хоть раз в чем-нибудь оказался первым?
Никогда… И даже не думал об этом…
Неожиданно ветер изменил направление. Парус сник, плот развернуло, и в бок ему дарила большая волна. Клементьев полетел в воду. Вынырнув, он обнаружил вместо плота группу отдельно плавающих предметов. Далеко-далеко, у самого горизонта, качался берег с палаткой и парящими чайками…
…Лишь через два часа Клементьев, едва живой, задыхаясь, выполз на берег. Вернее, его выбросило волной… Приключение едва не кончилось плохо. Клементьев лежал на песке, ноги его омывало волнами; холодное тело, согреваемое солнцем, медленно возвращалось к жизни. Прижавшись щекой к песку и ощущая, как в берег бьют волны, Клементьев думал: «Как хорошо, что я живу…»
Солнце сначала коснулось верхушек тополей, потом опустилось на железную крышу дома, и крыша сделалась ослепительным прожектором. Прожектор бил через деревушку, через лиман, слепил глаза Клементьеву. Клементьев сидел на раскладном стуле возле палатки и смотрел на лиман. Там начиналась вечерняя ловля. Все три берега и дамбы были усеяны рыболовами. В основном мальчишками, но было много и взрослых. Сияющая крыша мешала смотреть, и Клементьев видел лишь угольно-темные силуэты людей с угольно-темными удилищами в руках. «Вряд ли эта рыбалка имеет практическую ценность, – думал Клементьев. – Просто, наверно, им приятно стоять в теплой воде и мягком иле».