Я даже оскорбляюсь за свои летательные способности. Ну, ладно! У меня рефлекс неприятия глупых положений, у наших всех! Но у Лиды ведь его точно нет! И быть не может. Никогда она в глупые положения не попадает просто-напросто.
Она снова мои мысли прочитывает и говорит:
- Звонил перпетуум в кобеле. Сказал, что тебя надо ждать. И что я увижу тако-ое!.. Это и есть обещанное такое?
Я говорю: ага! И говорю, чтобы она не думала,-это завтра уже кончится. Она отвечает, что летай на здоровье! Только лампочку не разбей - соседи между собой передерутся. Дефицит.
Соседи уже дерутся. Их из разных комнат слышно.
Хотя стенки старые и толстые. И расстояние от кухни до комнат по коридору - стометровку можно отрабатывать. Просторная квартира. В ней раньше советник жил тайный. А теперь живут явные скандалисты. И мы с Лидой слышим: "Я тебе всю молодость отдала! А ты свет в туалете не гасишь!"
И еще много чего разного слышим.
Главное, я их всегда только слышу. И ни разу они мне на глаза не попадались. Только по Лидиным рассказам про ее соседей и знаю. Она их тоже никогда не видит. У нее способность какая-то не встречаться с соседями и меня с ними не встречать. Ничего особенного здесь нет. Бывает так часто.
Вот двое назначают свидание и точно в назначенное время в назначенное место приходят. И не встречаются.
А потом горячо доказывают друг другу, что они там были. И подробности совпадают. Если круг мелом обвести, где стояли, то и границы круга совпадут... Но каждый из них уверен, что другой врет. И этот феномен так и остается неразгаданным.
А Лида ставит кофе на поднос, еще много всяких бутербродов. Показывает глазами: пошли. И мы идем по кольцу Мёбиуса. Потому что никого не встречаем.
Хотя только что в коридоре стадионный шум был.
И соседи уже мирятся. Из-за одной двери слышно: "Ты не думай! Это я только снаружи такая твердая. А внутри я мягкая по натуре..."
Лида вполголоса говорит:
- Подушка в ящике...
И. коридор безмолвствует.
И сама Лида тихая сегодня. Она вообще тихая. Но сегодня особенно. Мы пьем кофе. Она не спрашивает про мои летания. Только усмехается. И я не рассказываю. Потому что надо было в железнодорожных кассах про нее подумать и ей тоже билет взять. Занять у того же Целоватова еще и взять. Сразу как понял, что это не розыгрыш. А то получилось, что я не только от этих всех сбегаю, но и от Лиды. А от нее я как раз сбегать не хочу. Но на Луну все-таки хочется. И сбегаю я туда с теми, от кого сбегаю. А Лида остается. И она говорит:
- Ну, не терзайся. Ты есть ты, и делаешь все так, как только ты и делаешь.
Я вздрагиваю. Чтениям мыслей тоже должен быть предел! Говорю ей, что не понимаю, о чем она?
Лида отвечает, что она про меня со Светкой. Что все еще войдет в свою колею. И ссориться мы со Светкой перестанем. И будет у нас с ней опять дружная, крепкая семья.
Я конечно кричу, что, ты ж понимаешь, только этого и жду! Только об этом и мечтаю!.. А сам размышляю, что Лида, конечно, не про наше со Светкой, а именно про мой завтрашний побег. Мучительно размышляю, как Лида обо всем догадывается? И размышления эти у меня на лбу написаны. Фиолетовыми несмываемыми чернилами. Я жду, чтобы Лида мне на помощь пришла.
Но золотая рыбка так ни одного моего желания не исполняет и говорит:
- Поздно уже... Завтра ведь тебе чуть свет вставать. А мне еще рубашку твою гладить. Только сначала постирать.
Мне не хочется, чтобы она рубашку. Хочется, чтобы она меня погладила. По голове. Потому что плохо мне от всей получившейся ерунды. И я в этой ерунде не виноват вроде. А она все-таки получилась.
Лида гладит меня по голове и еще раз говорит:
- Поздно...
И я говорю:
- Ну, скажи! Скажи мне.
Она молчит.
И я говорю:
- Ну, пожалуйста!.. Ну, соври мне!
И она говорит:
- Я тебя люблю...
И потом уже, когда все кончается, я думаю, что никто никогда так и не напишет про это, чтобы не соврать. А может быть, все просто потому, что золотая рыбка Лида.
...Она уходит стирать мою рубашку. Я сплю.
...Лида сидит в кресле, подтянув ноги к подбородку.
Ждет, когда я проснусь. Я просыпаюсь, и уже утро. На спинку стула накинута моя рубашка. Чистая и выглаженная.
Я забываю себя контролировать и резво выпрыгиваю из одеяла. Инстинктивно накрываю голову руками, сразу вспомнив, что потолок в комнате у Лиды лепной.
И будет очень больно.
Я стою, зажмурив глаза. Жду, когда треснусь головой об потолок. Но потом открываю глаза и вижу: где стоял, там и стою. И не взлетел никуда!
Лида вздыхает и говорит:
- Нервотрепыш ты мой!.. Безвоздушный. Пей кофе и собирайся. Опоздаешь.
Я начинаю понимать, что адаптация кончилась.
А если кончилась, то, значит, все в полном порядке! Не подкачала доминанта! И с такой доминантой меня на Луну пустят! И я действительно опоздаю, если мне не поторопиться. Только Лиде-то откуда опять все известно?! И я спрашиваю:
- Куда опоздаю?
Лида отвечает:
- Как куда? На работу. Или ты хочешь такой случай упустить... как на работу сходить?.. Да и мне пора собираться.
Я снова спрашиваю:
- Куда собираться?
Лида снова отвечает, что на работу. Я думаю, что на работу - значит, она опять в рейс уходит. И могла бы хоть вчера сказать. Но я ведь сам ей ничего не сказал про Луну. А если бы она вчера и сказала, то что бы изменилось?
И я начинаю ей завидовать. Хотя я-на Луну, а она - если кусочек заграницы захватит, то в лучшем случае - на сутки. Ночь в порту, и снова вода.
А с другой стороны, что я на этой Луне не видел?!
Камни лунные видел. На выставке. Пейзажи лунные видел. По телевизору и в кинохронике. Светку, Кузова, Целоватова, Пирайненов тем более видел. Век бы их не видеть!
А с другой стороны, камней на память можно собрать. В кинохронике покажут. И по телевизору. Светка, Кузов, Целоватов, Пирайнены - рядом. Все-таки свои. Знакомые... А с другой стороны, здесь Лида и друг Петя Зудиков, а этих всех не будет. А с другой стороны, здесь Лида в рейс уходит и вернется бог знает когда. А друг Петя Зудиков ко мне до зимы не выберется...
И Лида говорит, что если еще десять минут буду раздумывать, то и на такси не успею.
Я смотрю в зеркало и говорю:
- Ну и физия!.. Там в пиджаке, в кармане. Достань гребешок.
Лида достает гребешок. А в нем между зубьями застрял мой билет. На Луну. Лида выпутывает билет из зубьев, смотрит:
- Три-два-три. Три-два-три.
Я говорю:
- Счастливый. Давай, съедим?
Я говорю как будто в шутку. А сам думаю, почему бы на самом деле не съесть? Что мы, счастливых билетов не ели? Счастья от них, правда, мало. Но тут билет особенный. Все-таки на Луну.
Лида усмехается. А я решаю окончательно. И говорю, что давай рви. Она снова усмехается. И медленно, аккуратно разрывает билет на две части. И мы осторожно жуем каждый свою половинку. И запиваем кофе. И я думаю, что все, все, все, все...
И на работу, так сказать, я опоздал уже бесповоротно. Поэтому помогаю Лиде собрать сумку.
Мы еще долго гуляем. Кормим голубей у Исаакиевского. И пешком идем до Гавани. Я все горжусь своим самоотверженным поступком. В смысле съедания уникального билета. И жду, когда Лида оценит. Но она молчит. И уже берет у меня сумку и поднимается на палубу. Только говорит: "СЧАСТЛИВО ОСТАВАТЬСЯ". И смотрит на меня с палубы, как первый раз у Целоватова.
А я все жду. И достаю носовой платок. И начинаю им махать. Шучу так. И сначала орет гудок. Потом мегафон. Потом я. Я ору:
- Скажи мне, ну?!!
И ничего мне золотая рыбка Лида не отвечает.