Выбрать главу

Вовка, молча наблюдавший за перепалкой, тоже на всякий случай отказался снимать трусы. Спокойно такое пережить Ираиде было не под силу:

– А если я сейчас сама с тебя трусы сниму? – полушутя-полусерьезно спросила она сына. – Ты, значит, тоже у нас большой?

– Я большой, – согласился Вовик.

– Камнями, значит, кидаться он не большой, а трусы снимать большой? – задумчиво поинтересовалась мать. – А если я сейчас… – Ираида осмотрелась по сторонам. – Не посмотрю, что ты большой…

Взгляд ее упал на заранее замоченный Степаном веник.

– Да как приложу тебе по заднице!

Мать схватила веник и замахнулась на сына, отчего по стене отпечатался веер брызг. Вовка спрыгнул с лавки и бросился к противоположной стене, где стояла Ольга, прижав платье к груди. На всякий случай мальчик тоже подтянул трусы как можно выше, всем своим видом демонстрируя, что будет стоять насмерть. Внешне скульптурная группа, застывшая у стены, напоминала пленных партизан перед расстрелом. Исполнительница приговора не ожидала такой прыти и замерла с оружием в руках. С веника капало. Ираида растерялась. Решение пришло неожиданно:

– Хорошо. Не хотите раздеваться – не надо. Одна большая сейчас в дом пойдет, будет там сидеть, ждать пока мать с отцом из бани придут. А потом – в баню самая последняя, когда сам домовой мыться ходит.

Ольга, услышав про домового, побледнела, но рук от груди не отняла.

– А другого большого, – грозно продолжала Ираида, – я Трифону отдам!

Она сделала шаг к стене, схватила за руку сына и потащила к двери. Вовка упирался, но был слишком легковесным, чтобы остановить впавшую в раж мать. Ираида толкнула ногой дверь и чуть не закричала от ужаса – у порога стоял Трифон. Белая птица на фоне вечерних сумерек выглядела зловеще. Вовкино сердечко забилось, и мальчик истошно заорал:

– Не-е-е на-а-адо! Ма-а-ама, не-е-е на-а-адо!

Вовка визжал и извивался с такой силой, что Ираида еле удерживала его в руках. Услышав детский крик, к бане мчался Степан, и сердце его обрывалось от страшных предчувствий. Увидев хозяина, гусак сделал шаг в сторону, но не больше. Степан схватил извивающегося сына на руки и с силой прижал к себе, пытаясь остановить истерику. Понемногу Вовка начал успокаиваться, рыдания перешли во всхлипывания и скоро затихли.

– Он что, обварился? – спросил отец.

– Он испугался, – с готовностью сообщила Оля.

– Чего?

– Не чего, а кого… Трифона…

– Зажарю я, на хрен, твоего гусака, – пообещал Степан Ираиде, чем вызвал у сына вторую волну истерики.

– Не-е-е на-а-а-адо! Па-а-а-па, не-е-е на-а-а-до!

– Не будет, сыночка, – пообещала Ираида Семеновна, благоразумно умолчавшая о выбранном для мальчика наказании. – Не будет папа гусочку резать.

– А жарить? – неожиданно уточнил Вовка.

Родители переглянулись.

– И жарить не будет, – заверила Ираида. А потом подозрительно посмотрела на дочь: – А кто Трифона выпустил?

Ольга прямо смотрела матери в глаза.

– Она не выпускала, – доложил Вовка.

– А кто ж тогда? – язвительно уточнила Ираида. – Сам вышел?

– Сам. – Вовка утвердительно качнул головой и прижался к отцу. – Папа, я с ними не хочу мыться! Я же уже большой мальчик? – Он решил идти до конца.

– Большой, – согласился Степан и выразительно посмотрел на жену. – Большой он у нас, Ирка. Придется учесть. И взять в команду.

Довольный Вовка, не дожидаясь ответа матери, начал стаскивать с себя трусы, нисколько не стесняясь своей наготы.

– Без баб, пап?

– Я те дам «без баб», – в который раз замахнулась на сына Ираида, но вскоре вслед за Степаном расхохоталась.

– Пойдем, доча, – позвала мать зачинщицу смуты, и та бесстрашно выскользнула из бани в темноту.

В августовской тьме белел Трифон, так и не сошедший со своего наблюдательного пункта. Похоже, птица была просто дезориентирована в пространстве по причине окончательно спустившейся на землю темноты.

– Я загоню его, мам, – пообещала девочка.

– Темно ж уже, – возразила Ираида.

– Я не боюсь, – ответила Ольга и подошла к Трифону.

Тот почувствовал рядом человека и злобно зашипел. Маленькая хозяйка по бабушкиному примеру резко выбросила руку и громко шикнула. Трифон в темноте не видел противника, поэтому решил просто ретироваться. Причем сделал это с королевским достоинством. Его маневр не был бегством, он был возвращением домой.

Оля задвинула щеколду, шепнула: «Пока», – и помчалась к дому. Без Трифона в темноте ей было страшновато.

В общем, баня в семье Звягиных сегодня не задалась – женская половина семьи вообще мылась наскоро.

– Ольга, дай на голову полью, – торопилась Ираида.

– Полей, – подставляла влажные от банного пара кудри девочка.

Мать опрокидывала таз с водой и вместо привычного «с гуся вода – с Оли худоба» подавала команды:

– Мыль, давай.

Оля старательно вспенивала шампунь, но волосы в мыльные рожки не сбивала, видя, что мать не настроена на игру. Наливное детское тело поблескивало в банном полумраке, но Ираиду это не радовало: «Как раскормилась, – думала она о дочери. – Прям толстуха». Девочка чувствовала внутреннее недовольство матери и специально присаживалась на корточки, поворачиваясь к Ираиде спиной.

«Вон хребта уже не видно, все салом заплыло», – никак не могла успокоиться женщина, отчего налегала на мочалку все сильнее. Наконец Ольга вскрикнула:

– Ма-а-а-м, больно!

Ираиде стало стыдно, и, пока дочь не повернулась к ней лицом, она быстро перекрестила детскую спинку. Потом легко коснулась и бодро произнесла:

– Ну вот, оттерла, аж скрипит. Подожди, окачу.

Подставила жестяной таз под кран с кипятком. Вода звонко ударила в жестяное дно. Ираида Семеновна прикинула на глаз, перекрыла горячую воду и пустила холодную. От содержимого шайки пошел пар, и вода издала приятное уху бульканье. Женщина с опаской опустила руку в таз и перемешала его содержимое, читая про себя Богородицу.

– Готово! – объявила Ираида и окатила дочь. – Вставай.

Ольга даже не подняла головы. Спросила тусклым голосом:

– Ма-а-ам, я толстая?

Ираиду обдало жаром, и сердце ее сжалось:

– Это с чего ты взяла?

Девочка молчала.

– Это кто тебе сказал?

– Все говорят, – тихо произнесла дочь.

– Ну-у-у, – протянула Ираида Семеновна, – я его отлуплю, паршивца. То камнями он кидается, теперь еще и обзывается!

– Это не он, – вступилась за брата Ольга.

– А кто?

– Какая разница, – еще тише обронила девочка.

– Как это какая разница?! – возмутилась мать. – Моего ребенка обижают, а она – какая разница! Да я за тебя… за тебя…

Ольга не дала матери договорить:

– Не надо за меня… Просто скажи – я толстая?

– Да какая же ты толстая?! Вон у тебя все ребра наружу! Хоть считай!

– Посчитай, пожалуйста, – попросила девочка и подставила матери свой округлый бочок.

– Господи, – затянула Ираида, – худоба-то какая! Взяться не за что! Кожа да кости!

Ольга всхлипнула.

– Не реви! Не реви, я сказала.

Девочка ткнулась в материнский живот, изо всех сил сдерживая рыдания.

– Что за люди! – продолжала свою песнь Ираида. – Нет, Господи, ты скажи, что за люди! Ребенок им помешал! То-о-лстая она, видишь ли. Худых им подавай! Да пока толстый сохнет, худой сдохнет!

Ольге присказка понравилась, и она с благодарностью предложила матери:

– Давай спину потру?

– Иди уже, – отмахнулась Ираида. – Потрет она… Нет, ну что за люди!

С остервенением намыливая мочалку, женщина продолжала бурчать себе под нос. Попутно она комментировала действия дочери:

– Доча, полотенце подними – на полу оно. Вытирайся лучше. Ну что ты как маленькая! Белье чистое надевай. Кофту! Голову повяжи.

Ольга старательно наматывала на влажные волосы полосатое полотенце. На распаренное тело одежда не налезала, Оля сопела и злилась. Когда процесс одевания был завершен, девочка обернулась к матери и спросила:

– Ну, я пошла? Или ждать тебя? – из солидарности предложила она.

– Еще не хватало, – разрешила Ираида. – Иди, а то взмокнешь.

Последней из бани уходила мать. Смерив на глаз кучу грязного белья, женщина вздохнула – ей стало себя жаль. Все сегодня и так наперекосяк: дети подрались, со свекровью повздорила, Трифон Вовку до смерти напугал, Ольга через раз плачет. И со Степаном вот ничего не вышло, а уж он-то как эту баню ждал! При мысли о муже Ираида сразу помягчела и стала бойко переворачивать шайки вверх дном, отчего из бани в уличную темноту полился жестяной звон. Оглядев напоследок предбанник, Ираида Семеновна поймала себя на том, что ее что-то беспокоит. «Ольга! – выскочило неожиданно. – Странная она какая-то стала. И мыться с Вовкой не буду, и толстая она… К бабке, что ли, ее сводить? Пусть отчитает, а то и, глядишь, отольет…» Найдя промежуточное решение, Ираида успокоилась. Выключила в бане свет, распахнула дверь настежь и уверенно зашагала к дому. На ходу подумала: «Вовку бы тоже надо отчитать… И Степана… И в церковь сходить…»